мсье Доминика Рууда — друга моего детства, журналиста и писателя, которого я знаю двадцать с лишним лет. Мы вместе учились.
— Да, Авелин, представляете, — пригубив вина, громко заявил я, — меня всегда обижали либо одноклассники, либо старшеклассники, а этот парень заступался за меня.
— Старина… — смущённо потёр подбородок Серж.
— Его кулак был непобедим во всех драках.
Мне казалось, Авелин не слушала нас. Создавалось впечатление, что она вообще редко показывает свои чувства на публике. Откинувшись на спинку стула, молодая женщина несколько раз поправила рукой свои длинные волосы.
Над столом повисло неловкое, отвратительно долгое молчание. Авелин поступила мудро: чтобы заполнить паузу, она спросила:
— Чем занимается Натан Хейм?
— В общих чертах: род его деятельности, точнее, хобби — добыча радиоактивного металла в Африке, — выпалил Серж.
— Урана, — подхватил я.
Серж кивнул.
— А вы чем занимаетесь, мсье Рууд? Простите, Доминик.
Серж не дал Авелин дождаться ответа из первых уст и воскликнул пронзительным голосом:
— Ты всегда всё пропускаешь мимо ушей, дорогая! Я же минуту назад рассказывал, что Доминик Рууд — обаятельный журналист и писатель. Он публикуется в газете Tour Eiffel под псевдонимом.
Авелин наклонилась вперёд и зачарованно спросила:
— Так вы писатель Дранреб Даник? Я не раз читала ваши рассказы! Может, вы напишете книгу обо мне и моей судьбе?
Какое-то время она восхищённо смотрела на меня, как на некое чудо. Все смущённо заулыбались. Серж повернулся к своей обаятельной супруге и горячо поцеловал её в бледную щёчку.
Прежде чем сесть со взрослыми за стол, малышка Мишель сделала очаровательный реверанс и спросила:
— Мамочка, а можно мне посидеть с вами?
Мать, явно довольная благопристойным поведением дочери, отрицательно качнула головой и раскинула руки, показывая, что принимает ребёнка в свои объятия. Мишель надула губки и с тоской посмотрела на меня. Она явно хотела остаться, чтобы побыть со мной подольше.
— Люблю такую погоду, — с наслаждением заявил Серж, — а ещё больше люблю эту прекрасную женщину, сидящую возле меня с нашей чудесной крошкой.
— Серж, почему ты мне никогда не говорил, что женат? — машинально спросил я, снова напрочь забыв о деликатности. — Я думал, что ты законченный трудоголик и убеждённый холостяк. Не думал увидеть возле тебя такую даму. Таких дам, — уточнил я, подмигнув Мишель, которая не отходила от матери.
Лицо моего друга после такого бесцеремонного вопроса могло бы вспыхнуть от гнева. Но Серж невозмутимо объяснил:
— Ты совершенно прав, парень, я был законченным холостяком, и только этой женщине удалось окольцевать меня. Мы встретились, когда я особенно в ней нуждался. В самом деле, я никогда не рассказывал о своей семье, потому что ты и не спрашивал, а я не любитель откровений. К тому же Авелин суеверна — она считает, нелепым хвастовством можно спугнуть счастливую судьбу.
Авелин улыбнулась.
Я испытал мучительное чувство. Хотелось крикнуть: «Это правда? Вы Авелин Гишар? Любите ли вы Натана Хейма или забыли о нём? Почему вы расстались?»
Но задавать такие вопросы было недопустимо. Неизвестно, как отнесётся к ним Серж, я ведь не знаю подоплёки их истории.
Серж с наслаждением пил сладкое вино, смакуя, как он, наверное, смаковал поцелуи своей прекрасной жены.
— Матильда! — громко крикнул он.
Неизвестно откуда появилась гувернантка в строгом чёрном платье, поприветствовав меня, она уставилась на хозяев дома.
— У малышки усталый вид, — заметил Серж, гладя Мишель по голове. — Лучше бы уложить ребёнка в постель. Завтра ей рано вставать на музыку.
Авелин по-матерински ласково прижала малышку к груди и пожелала ей сладких снов. Девочка уже засыпала — кудрявая головка склонялась, глаза были полузакрыты.
— Спи сладко, наше счастье, — сказал Серж. — Спи, Мишель.
Гувернантка осторожно взяла ребёнка на руки и вышла из зала. С уходом прелестной девочки словно что-то погасло. Авелин сидела совершенно неподвижно. Я заметил, что в момент знакомства со мной на её лице возникло напряжённое выражение, и оно сохранялось до сих пор. Меня терзало желание узнать: действительно ли она — та самая Авелин Гишар, которая любила Натана Хейма?
Скука постепенно рассеивалась. На стол подали множество блюд: аппетитные закуски на изящных тарелочках, золотистое жареное мясо, спаржу, креветки, икру. Может быть, столько яств было приготовлено для красоты, или же Серж тешил свою детскую гордость, но такой щедрый стол заслуживал уважения. Гостеприимство вообще прекрасное качество.
Взгляды Авелин и Сержа сошлись на мне. Но в глазах Авелин была какая-то тяжкая печаль. Она медленно взяла руку Сержа и вздохнула.
— Наверное, вашего друга не будет сегодня? — мягким голосом спросила она. — Прошло уже больше часа!
Я занервничал.
— Ну, так что же, старина? — нетерпеливо поинтересовался Серж.
— А-а, — задумчиво протянул я, поскольку не нашёлся, что ответить сразу на два вопроса. — Странно, приехав к вам, я был уверен, что мсье Хейм уже тут. Наверняка произошло что-то нехорошее…
Теперь Авелин застыла, словно прислушиваясь к своему сердцу, и не обращала внимания на мужа. Сердце не смеялось… оно злилось, раздражалось, нервничало. Билось глухо и прерывисто.
— Да ладно, — сказал Серж с оптимизмом, — не выдумывай чепухи! Что может случиться с такой замечательной личностью?
Авелин посмотрела с надеждой: мол, дважды одного человека не теряют. Второй раз лишиться Натана Хейма она не сможет.
— А вот и он! Лёгок на помине! Приехал всё-таки! — воскликнул Серж, подходя к окну. — С ума сойти, Доминик, он ездит на Ferrari Testarossa?
Во дворе дома Сержа Тарда, под ярким светом фонарей пел свою страстную песню мотор великолепной машины.
— Божественная, — жалобно вымолвил Серж.
— Она его любимая, — подойдя к Сержу, заметил я.
Он удивился. О, как его взволновала эта машина!
— Одна из тринадцати! — доброжелательным и немного горделивым тоном уточнил я, тоже посматривая в окно.
— Скольких? — недоверчиво спросил Серж.
«Нужно ли было говорить ему об этом?» — подумал я. Казалось, что мой друг сейчас взорвётся от распирающего его интереса.
— В его гараже, за исключением этой, стоит двенадцать машин, я их видел собственными глазами. И эта куколка — его любимая.
Серж скорчил забавную гримасу. Тут горничная открыла дверь господину Хейму. Я заметил, что Авелин отхлебнула большой глоток вина, видимо, чтобы успокоиться. Сейчас она точно была напугана, и страх с каждым мгновением усиливался. Авелин встала и направилась с нами в прихожую. Взглянув по пути на фотографию дочери, она сладко улыбнулась ей.
Натан Хейм вёл себя как обычно: сдержанно, учтиво, словно на великосветском приёме.
Он не собирался рассказывать всем присутствующим историю «одной болезни» к жене моего друга, не собирался драться с Сержем или бросаться в объятия Авелин. Это был человек великого ума, умеющий обуздывать свои страсти.
Тут по ступенькам сверху сбежала Мишель. Увидев нового гостя, она с любопытством посмотрела ему
