Род Лейвер в 1962 и 1969 годах выиграл два «Больших шлема», Открытые чемпионаты США и Австралии наряду с Уимблдоном проводились на траве. В Нью-Йорке газон исчез в 1974 году, а в Мельбурне – лишь в 1987.
Всеанглийский клуб лаун-тенниса и крокета в Уимблдоне и устраиваемый им турнир – это отдельный мир. Как ни в одном другом спортивном состязании, здесь все основано на традициях. Правда, с крыши телецентра в хорошую погоду можно разглядеть на северо-востоке высотные дома в центре Лондона и самый большой небоскреб. Кроме того, хорошо видны самолеты, каждую минуту совершающие посадку в аэропорту Хитроу. И все же кажется, что город где-то очень далеко – на другой планете. Бережно ухоженная арена, засаженная цветами, напоминает ботанический сад и выглядит несколько старомодно, но это впечатление обманчиво. Эта спортивная площадка, расположенная в тихом привилегированном жилом местечке с его холмами, парками и полями для гольфа, оборудована по последнему слову техники и продолжает развиваться. Тем не менее Всеанглийский клуб представляет собой живой музей, где отовсюду веет историей тенниса, которая также не стоит на месте.
Федерер начиная с 2003 года практически прописался на центральном корте, что делает Уимблдон кульминацией теннисного сезона и в Швейцарии. Поскольку в округе почти нет отелей, журналисты снимают жилье по соседству, как и многие из игроков. И это тоже придает Уимблдону особый шарм. Риск того, что Федерер потерпит раннее поражение, а журналистам придется досрочно возвращаться в свои редакции, очень мал. Его превосходство настолько огромно, что некоторые коллеги еще до начала турнира устраивают споры, кто в этом году будет представлять швейцарские СМИ на ужине чемпионов после финала. Один корреспондент из Базеля даже привозит с собой на всякий случай смокинг. Правда, в этом нет никакой нужды. Если уж человека приглашают на ужин чемпионов, то во Всеанглийском клубе ему в случае необходимости подберут соответствующий наряд.
Хай-стрит в Уимблдоне, где расположены несколько ресторанов, магазинов и пабов, на две недели становится центром теннисного мира. Хотя она состоит лишь из нескольких кварталов, здесь вовсю пульсирует жизнь. По ней прогуливаются по супермаркетам сестры Уильямс, также можно встретить Мирку с детьми или родителей Федерера в китайском ресторане (к сожалению, ныне уже не существующем), увидеть Новака Джоковича на пробежке или Бориса Беккера в черном лимузине.
Центральный паб на Хай-стрит называется «Собака и лисица», и это не случайно. По ночам в эти кварталы частенько забредают лисы из близлежащего большого парка. Иногда складывается впечатление, что они устраивают свои полуночные сборища как раз перед нашим домом. Если мне удается посещать Всеанглийский клуб зимой, то я вижу, что газоны центрального корта обнесены заборами под напряжением, чтобы защитить их от этих хитрых хищников, не испытывающих пиетета перед спортивными святынями и норовящих пробраться внутрь.
Один из таких приездов происходит 14 декабря 2003 года. Федерер как раз тоже находится в Лондоне, где получает награду от ВВС как лучший спортсмен года. Он посвящает день для поездки в Уимблдон, и я сопровождаю его, чтобы сделать репортаж. Федерер с Миркой получает приглашение на обед от председателя клуба Тима Филлипса, посещает музей, дает несколько интервью и прогуливается по пустынной зимней арене, где пять месяцев назад стал чемпионом.
Он напоминает мне ветерана войны, который возвращается на то место, где состоялась суровая битва. Спортсмен все еще может представить себе каждую деталь, помнит тот корт, где играл еще юниором в паре с Ллейтоном Хьюиттом. Роджер останавливается перед кортом номер два, который прозвали «кладбище чемпионов». Многие фавориты пережили тут неприятные сюрпризы. Год назад Пит Сампрас проиграл здесь в пяти сетах Георгу Бастлю, коллеге Федерера по Кубку Дэвиса. Для последнего это так и останется самым большим успехом в карьере, а для Сампраса – завершающим выступлением в бывшем царстве, где теперь правит Федерер.
Роджер и сам проиграл здесь три из семи матчей на пути к первому титулу. Тогда казалось, что на этом его мечта и закончится, так как уже на разминке перед встречей с Фелисиано Лопесом он почувствовал острую боль в спине. «Мне до сих пор кажется чудом, что я пережил тот матч, несмотря на боль, – говорит он в этот зимний день. – Я думал, что это конец. Разочарование было настолько сильным, что я вдруг абсолютно успокоился и сказал себе: давай посмотрим, что будет. Может быть, удастся продержаться первый сет, а там Лопес занервничает, и ты сможешь выиграть. Так и получилось».
В главном здании центрального корта, где игроки проводят последние минуты перед матчами, взгляд Федерера надолго задерживается на фотографии, под которой помещены слова Редьярда Киплинга, определяющие суть каждого настоящего спортсмена: «Равно встречай успех и поруганье, не забывая, что их голос лжив»… На фотографии изображен Роджер с кубком, оригинал которого стоит всего в нескольких метрах левее в стеклянной витрине.
Федерер помнит здесь каждую мелочь. Как ему, а также сопернику по финалу Филиппуссису пришлось несколько минут ждать выхода на арену. Как оба ощущали напряженную атмосферу. Как человек, который тащил их сумки к корту, сказал, что это его последний рабочий день. Как Филиппуссис нервно озирался, и как спокойно чувствовал себя Федерер. «У меня было хорошее предчувствие. Все было спокойно. А потом дали команду выходить. Настал тот момент, после которого назад дороги уже не было».
Идя к выходу, ведущему на корт, Федерер рассказывает, что коридор здесь имеет небольшой уклон вверх, и это еще больше подчеркивает важность предстоящего момента, выплескивает адреналин в кровь, обостряет чувства и заставляет сердце биться сильнее. «Я чувствовал тяжесть в ногах». В это декабрьское воскресенье на газоне нет белых линий, и он подстрижен не так коротко, как обычно. И вдруг из динамиков по стадиону раздается голос: «Пожалуйста, не заходите на газон». Федерер чувствует себя так, будто его застали за чем-то запрещенным, и хохочет. И тут он замечает четырех человек, сидящих наверху на трибуне у выхода из зимнего сада музея. Он машет им рукой, они машут в ответ. Сначала нерешительно, а потом все более радостно. Возможно, они подумали, что перед ними двойник Федерера, но это Уимблдон, а не Голливуд.
Во время чемпионатов Федерер первое время жил в отеле, но в 2002 году решил снять просторный дом на Линг-филд-роуд. Так как после быстрого проигрыша в матче против Анчича ему пришлось уехать на две недели раньше запланированного срока, то на следующий год он уже довольствовался более скромным жильем. В его трехкомнатной квартире на Лейк-роуд было две спальни – одна для него и подруги,
