утром
На луг зеленый
Вдохнуть и лицезреть цветущую весну,
Где в зарослях близ леди юной
Неистовый пастух, что звался Аристеем,
Приглядывал за стадом, лежа под кустом.
Едва ту деву одинокую завидев,
Босую, с ногами, что белее снега,
Он, обуренный страстью, решил
Ее догнать и овладеть без брака.
Она же, его приметив, в ужасе бежала
И, босоногая, стремясь укрыться,
На ядовитую ступила на змею[455].
История заканчивается такой моралью: Орфей олицетворяет интеллект, Эвридика – эмоции (тяготея то к здравому смыслу, то к чувственным удовольствиям), Аристей – «добродетель» (!), а змея – смертный грех.
Снова иначе, но тоже в положительном ключе трактует Орфея эссе Фрэнсиса Бэкона, содержащееся в одиннадцатой главе его трактата «О мудрости древних» (1609). На этот раз Орфей символизирует два типа философии, соотносящиеся с двумя разновидностями аудитории, которую может привлечь его музыка. Первая разновидность – властители подземного царства; им соответствует натурфилософия (мы могли бы назвать ее «наукой»), способная предохранять физические тела от разложения. Второй разновидности слушателей – живым существам – соответствует мораль или «гражданская» философия, могущая побудить людей отречься от своих страстей ради создания социально ориентированных обществ. Бэкон добавляет пассаж в духе женоненавистничества, желая показать: отречение Орфея от женского пола – это шаг в верном направлении, «ведь радости брака и любовь к детям очень часто отвлекают людей от великих и возвышенных деяний на благо государства»[456], [457]. Не в первый и не в последний раз в истории мифов сказание об Орфее поднимает животрепещущие вопросы об отношениях между полами.
Хронологически методу аллегории сопутствовали – и за счет аллегорий обретали все большее влияние – пересказы, которые по-разному использовали звучность этого мифа в неаллегорической форме, порою с блестящими – в художественном смысле – результатами. Главенствовали две взаимосвязанные темы: трудности, которые преодолевает герой, чтобы спасти свою возлюбленную, и волшебная сила музыки.
Один из наиболее впечатляющих пересказов относится к XIV веку. Рыцарский роман «Сэр Орфео», написанный на среднеанглийском языке, – своеобразная смесь греко-римской и кельтской истории; она более чем на полтысячи лет опередила появление бесконечных современных комиксов, фильмов и видеоигр, прибегающих к тому же смешению – в нетрадиционной манере, какую порой относят к особенностям постмодернизма. Роман повествует о короле Орфео, правящем в Винчестере (городе, называвшемся в те времена Траценой, как указывает поэт). Когда его жену Геродис похищает король эльфов, Орфео покидает свое королевство и отправляется в безнадежную погоню. Он проводит десять лет в диких землях, играя на арфе и напевая свои печальные песни животным, пришедшим его послушать. Но однажды в лесу он замечает Геродис в компании фей. Орфео следует за ними во дворец короля эльфов, где представляется бедным странствующим менестрелем. Музыка настолько восхищает короля эльфов, что он предлагает певцу заплатить за нее любую цену, какую тот назовет. Орфео просит вернуть ему жену и получает малоприятный ответ. Король эльфов восклицает, что они составят совершенно негармоничную пару: ты тощ, груб и опален солнцем, а она безупречна. Однако обещание есть обещание, и воссоединенные супруги отправляются обратно в Винчестер. По возвращении Орфео не узнают, приняв за бродягу, – то же самое произошло и с Одиссеем, вернувшимся на Итаку. Но наконец правда раскрыта: Орфео и Геродис правят счастливо – и никакой фатальный взгляд назад не омрачает их блаженства.
Писатели раннего Нового времени, в том числе величайшие из них, то и дело описывали волшебное воздействие музыки Орфея. В пьесе Шекспира «Два веронца» один из главных персонажей, Протей, разъясняет, как с помощью грустной поэзии можно завоевать сердце девушки:
Орфей, создав магическую лютню,
Поэтов жилы взял для вещих струн,
И золотыми звуками она
Смягчила сталь и вековые скалы,
И приручала львов, и заставляла
Левиафана, чудище морское,
Покинув глубь, плясать на берегу[458], [459].
В «Венецианском купце» уже не танцующие левиафаны, а двое влюбленных подпали под очарование музыки. В саду в Бельмонте, где музыканты играют под луной, Лоренцо, ухаживая за своей возлюбленной Джессикой, восклицает:
…Поэты
Нам говорят, что музыкой Орфей
Деревья, скалы, реки чаровал.
Все, что бесчувственно, сурово, бурно, –
Всегда, на миг хоть, музыка смягчает;
Тот, у кого нет музыки в душе,
Кого не тронут сладкие созвучья,
Способен на грабеж, измену, хитрость;
Темны, как ночь, души его движенья
И чувства все угрюмы, как Эреб:
Не верь такому[460], [461].
Лука делла Роббиа. Орфей. Ок. 1337–1339 гг.
Opera di Santa Maria del Fiore, Florence.
Художники тоже многократно изображали Орфея как музыканта, перед мастерством которого невозможно устоять. Один из весьма жизнерадостных образцов – шестигранная панель с рельефной резьбой авторства Луки делла Роббиа, созданная для фасада колокольни Джотто на Соборной площади во Флоренции. Птицы и дикие звери на ней внимают чарующему голосу и звукам лютни. Еще любопытнее группа слушателей, изображенных Якобом Хуфнагелем: лев и еж, дикобраз и леопард бок о бок с другими крупными и мелкими животными мечтательно слушают концерт Орфея. Однако существуют и более мрачные интерпретации. Ян Брейгель Старший показал одинокого Орфея, храбро играющего для Аида и Персефоны в окружении разномастной публики, состоящей из устрашающих существ (илл. XIV). (Здесь можно провести яркую параллель с картиной того же автора «Сошествие Христа в лимб», написанной совместно с Гансом Роттенхаммером; аналогия между Орфеем и Христом характерна не только для Средневековья.) По-своему мрачен рисунок Альбрехта Дюрера «Смерть Орфея»: женщины забивают поэта палками, в то время как его лира лежит, брошенная в ногах. Надпись в верхней части изображения гласит: «Орфей – первый содомит». Древняя репутация Орфея как человека, который отверг женщин и внедрил некую версию мужского гомоэротизма во Фракии, нечасто получала более бескомпромиссную визуализацию.
При всем внимании, какое уделяли Орфею художники и особенно поэты, остается еще один род искусства, при помощи которого в период раннего Нового времени этого героя изображали чаще, нежели других мифологических персонажей: опера. Работы целого ряда итальянских композиторов – таких как Якопо Пери, Клаудио Монтеверди, Луиджи Росси и Антонио Санторио – затмила необычайно мелодичная, совершенно новаторская и бескомпромиссно популярная опера Кристофа Виллибальда Глюка «Орфей и Эвридика», которая впервые появилась на сцене в Вене в 1762 году. Ключевая фигура в ней – Амур, бог любви. В первом акте, действие которого происходит у могилы Эвридики, Амур в ответ на стенания Орфея разрешает скорбящему поэту спуститься в подземное царство, чтобы вернуть жену, – при условии, что тот не станет оглядываться. Все идет гладко до тех пор, пока по дороге в мир живых Эвридика, озадаченная отказом Орфея объяснить, что происходит, не вынуждает его обернуться и взглянуть на нее. Потеряв жену во второй раз, Орфей выражает свою скорбь в арии, которая по сей день остается одной из вершин во всем оперном репертуаре: “Che farò senza Euridice?” Амур вмешивается вновь, удерживая Орфея от самоубийства и однозначно возвращая Эвридику к жизни. Все это звучит крайне просто; по сути, это и есть просто. Секрет заключается – как и для самого Орфея – в музыке.
По мере того как мы следуем за Орфеем к нашему времени, возникает ряд определенных трендов в восприятии этого персонажа. Актуальными остаются интерпретации способности поэта влиять на окружающее пространство – пожалуй, самой запоминающейся можно назвать работу наиболее романтичного из романтиков, Перси Биши Шелли. В его «Орфее» (ок. 1820), задуманном как фрагмент греческой трагедии, есть диалог между Хором и Посланником. Впервые потеряв Эвридику, сообщает Посланник, отчаявшийся игрок на арфе «выбрал одинокую скамью из каменной невыравненной глыбы, / Поросшей мхом, в равнине без травы»; там «вознесся гневно яростный напев». Спустя время равнина уже не выглядела безжизненной: деревья и цветы всех мастей появились на ней, «чтоб разукрасить пышный храм, / Воздвигнутый его певучей думой». И не только
