усомниться в правильности кодекса и проявил жалость, не став карать учительницу, обратившуюся к нему с просьбой одолжить немного денег.
— Ты ведь знаешь, что сила любого рода держится исключительно на повторении одного и того же действия...
— Повторения одного и того же — залог деградации!
Отец ударил юного спорщика по губам, и тот повалился на мраморный пол.
— Кодекс священен! Ты не можешь проиграть, не можешь показаться слабым, не можешь плакать, не можешь влюбиться в девушку незнатного рода! Кто это маленькая уродина, вскружившая тебе голову? Почему ты перестал учить новые сорок языков? Ну, отвечай!
Гигант философской мысли, мастер боевых искусств и профессиональный палач встал с огромного золотого трона, покрытого красных бархатом, и с садистским удовольствием взял сына за ухо. Мальчик заплакал.
— Недостойная поросль! Месяц молитв, для начала! — отец отбросил маленького принца и с отвращением скривился. — Ты опозорил свой род. В очередной раз. Знай же, что будет за систематическое нарушение кодекса: служанка и её больная паскудная дочка отправятся в южные колонии на рассвете. Если попробуешь прорвать оборону и вернуться к ним — будешь выпорот соразмерно нанесённому тобой урону. Ты меня понял?
— Да, отец.
Маленький Герган поднялся с пола и пошёл вон, похрамывая. Он знал — чтобы не нарушить кодекс, он должен постоянно молиться и усердно тренироваться. Ему запрещено проигрывать и плакать, даже когда очень хочется.
Мальчик добрался до своей комнаты и зарылся в подушки. Не плакать у него не получалось...
- Так и знал! Недостойный, тебя ждёт кара!
Мужчина кинулся на сына и, схватив его за ногу, стянул на пол. Ребёнок ударился головой об основание кровати и разбил лоб. Кровь текла по белоснежным плитам, уродуя благородный мрамор.
«Императору запрещено проигрывать. Запрещено...»
Когда император завершил экзекуцию, он утёр лоб и поспешил исполнять священные обязанности лидера.
«Император не может проиграть. С любым, кто победит его, он расплатится вдвое...» — униженный мальчишка встал и, опираясь на кровать, добрался до окна. Чтобы увидеть порт, он залез на стол.
Светило утреннее солнце. С причала отходил трёхмачтовый фрегат, стремящийся на юг...
Глава 18
Жил-был маленький Паровозик, который смог. И вот однажды в глубине джунглей он ехал во вражеский тыл — чих-чих-чих-чих, чих-чих-чих-чих, тюууу-тюууу! Паровозику был дан приказ доставить ящики с винтовками М-16 и боеприпасы на плацдарм, который оборонял 263 батальон. Надо ли говорить, что врагов кругом была тьма тьмущая. Думаешь, это остановило Паровозика, который смог? Да черта с два! Он ехал себе и ехал — чих-чих-чих-чих, чих-чих-чих-чих, тюууу-тюууу! Даже когда враги залезли в кабину и выдавили глаза машинисту. И того кровища течет вперемешку с соплями. Но думаешь это остановило Паровозика? Правильно! Он так и ехал дальше — чих-чих-чих-чих, чих-чих-чих-чих, тюууу-тюууу! И всё бы ничего... Да гуки заложили под мост два кило пластида. И как раз когда Паровозик переезжал через реку — БААМ!!! Взрыв! Кругом кровавое месиво, кишки разбросаны, и тут откуда-то выползает мой друг Буба, без обеих ног. Ему больно! Но он подползает и говорит мне:
— Пееейн! Я ног не чувствую...
— Буба, у Тебя их нет!
«Майор Пейн»
Ах, мои бедные кривые ноги! Мне их почти что жаль...
Адская боль сковала всё моё тело. Шипастая плеть жадно обвила мою шею и сжала её до хруста позвонков.
— Без сигарет и травы тебе со мной не справиться. В прошлый раз я проиграла тебе, лишь потому что была не готова!
— Кха, самодовольная змея! С чего ты решила, что одолеешь меня? — я смешно заболтал ручками, и из моей правой культи полилось множество шаманьей крови.
«Нет, это не поражение! Перегруппировка сил. Разминка. Как зарядка. А руки... Кому они вообще нужны? Я не люблю мастурбацию и бесплодные почёсывания головы. Проживу и без правой, пока есть левая...»
Девушка с криком опустила топор на мою левую руку. Половина конечности отлетела, как щепка от полена, и скрылась где-то за пределами купола. От боли я стиснул зубы и откусил себе часть языка.
«Проиграл. Опозорил отца. Великих предков. Нет мне прощенья! Я больше не император и не имею права занимать трон!»
Выплюнув бесполезный кус мяса в воздух, я закатил глаза и приготовился к смерти. Кровавая ногайка переломила мою шею пополам, и я потерял способность набирать кислород.
— У тебя есть возможность выжить, — курва присела на корточки и заглянула в мои почти что остекленевшие зелёные глаза. — Тебе всего лишь надо назвать имя того демона, которого ты призвал, и объяснить мне, откуда у тебя боевые заклинания.
«Не собираюсь сдавать позиций взамен на собственную шкуру! Если и умирать, то как подобает императорскому сыну!»
Я закрыл глаза и приготовился к гибели. Кровь продолжала стекать с ровной половинки моего тела, как капли мочи с полового органа больного старика.
— Не хочешь, значит? — ведьма разочарованно вздохнула. — Ни инквизиции тебя не сдать за медаль, ни подруге на опыты. Я провозилась с тобой целый месяц, просто чтобы нарваться на обвинения в публичном убийстве... Хотя, вынуждена признать, при этом я знатно повеселилась. Да и ты, наверное, тоже... Согласен? Кивни, булькать не надо.
«Почему любое живое существо вынуждено рано или поздно проигрывать? Неужели мы все обречены на столкновение с циничной реальностью? Кто решает, кому сейчас стоять на вершине славы, а кому покрыться вековым позором проигравшего? Неужели, в мире есть более значимая сила, чем моя? Неужто именно от тела зависит способность быть сильным, и дух, нетленный, никогда не станет основополагающим фактором победы?
Не знаю ответа. Да, я, великий Герган Ибн’Салахэ второй, не могу развеять поставленные собой же вопросы. Наверное, это оттого, что я лишился большей части организма и не могу даже думать, чтобы при этом мне не было больно»
— Одно не даёт мне покоя. — Маргарита умостилась на красную землю и опёрла голову на ладошку. — Если ты умрёшь, то я, следуя древне магическим байкам, так и не смогу найти себе близкого человека и буду
