Как же на самом деле выводил её из равновесия король. В его словах ей постоянно чудилась насмешка. Казалось, что он играет роль сумасшедшего, бросаясь на колени, чтобы… Она не знала, чтобы что. Но не верила. Ни единому его слову. Ждала вновь какой-то игры.
И все же взяв приготовленный заранее кувшин и корзину с едой, Эммилия вновь поднималась под самый свод башни. Жаль, что нельзя его просто выпустить и забыть о его существовании, она чувствует себя тюремщицей. Но его заключение решает многие проблемы разом. Уж лучше так, чем если он будет претендовать на трон и её сына. Ну а раз слуги боятся как огня дракона сумасшедшего короля, то кормить его будет она. Не от доброты или сочувствия. Просто даже с такими мерзавцами, как он, нельзя вести себя жестоко, иначе чем она лучше?
Как всегда, король при её приближении поднялся и подошел к прутьям, рассматривая. И опять в его глазах она видела массу непонятных, необъяснимых чувств. Хотя как раз таки его чувства волновали её в меньшей степени.
— Я принесла еды и воду, Ваше величество.
— О, ты продолжаешь обращаться ко мне так, даже держа взаперти. Это так… вежливо.
Издевка в его голосе могла бы задеть ее раньше, но не теперь.
— Это все, — она обвела глазами каменный зал, — изначально Ваше решение. Я лишь не стала менять его. И принесла Вам….
В момент, когда она наклонилась, чтобы подать ему между прутьями кувшин и корзину, король глубоко вдохнул, а дальше…
Кинулся на клетку, ухватив её рукой за рукав платья, практически трансформируясь. Образ дракона показывался из-за золотого вихря вокруг него, когда мужчина рычал, ослепленный ненавистью.
— Драконья подстилка! Продажная человеческая девка!
Чудом извернувшись и уронив всю поклажу на пол, а также оставив в руках короля лоскут своего платья, удерживая то на груди, Эммили отскочила ровно в тот момент, когда трансформация завершилась и на решетку бросился огромный черный дракон. Он ревел, выпуская клубы обжигающего пара, глаза сверкали. Скрежетала драконья чешуя, которой он налетал на шипы. Этот дракон был гораздо крупнее всех остальных, что она видела. И совершенно точно был безумным.
С колотящимся сердцем девушка выбежала из залы, слыша как вырываются из жуткой пасти огненные языки, и остановилась только у самого выхода, чтобы перевести дыхание. Её неблагоприятный прогноз сбылся, король свихнулся окончательно. Она даже не сказала ничего, чтобы так его разозлить.
Жаль, что в таком виде пришлось столкнуться с Аманом и Арселем. Последний конечно же всполошился, начал осматривать её руки, талию, спину, крутя вокруг своей оси. Но кроме разваливающегося синяка на плече ничего не было. Тяжело дыша, она пыталась успокоить разбушевавшегося принца.
— Это он тебя обидел? Что случилось? Эммили, ты в порядке? Ничего не повреждено?
— Король окончательно выжил из ума, накинулся на меня чуть ли не с кулаками. У меня больше нет желания приводить его в чувство и вообще общаться с ним. Если ты хочешь — можешь попробовать, я пас. Или пусть жрец сам решает эту проблему…
Арсель недобро прищурился.
— Что ж, видимо, настало время поговорить с братом…
— Ты же боялся, — она с сомнением осмотрела храбреца. И что только изменилось за несколько десятков минут? Неужели собирается вправить ему мозги из-за того, что безумец сделал с ней? Милый славный Арсель снова хотел её защитить.
— Я не боялся, Эммили, я не желал его видеть, — он упрямо сжал зубы, и ей стало совестно, что могла обидеть.
— Ну прости, — пока никто не смотрит, можно и чмокнуть его в чешуйчатую щеку, успокаивая, как делала, когда он был совсем ребенком. Чешуя горячая и гладкая, а ещё очень твердая, словно камень. Приобняв её и невесомо поцеловав волосы, принц направился в башню.
Взяв Амана за руку, она думала о том, на чем основаны оскорбления короля. Да, он раньше тоже звал её «грязной человечкой», как и все, но сегодня… И как наяву в голове возникла картина: взмокший от тренировки Арсель кружит её на руках, а потом прижимает к себе, веселясь, и сразу следующая — ноздри короля расширяются, втягивая запах, а зрачки сужаются, когда она приближается… Так он решил, что…
Вскрикнув от неожиданной догадки, девушка поняла, что сейчас может произойти страшное.
— Аман, ты чувствуешь от меня запах Арселя?
Мальчик серьезно кивнул. Что же она наделала?! Мало ли что на уме у двух упертых драконов, особенно, если один из них спятил?
Вместе с сыном добежала до башни, от которой они уже успели немного отойти и, оставив его у основания крутой лестницы, едва ли не бегом начала подниматься, отсюда слыша дикий рев дракона и громкий непонятный шум. Арсель же не может обращаться! Что если король сжёг брата? О чём она вообще думала, отпуская его туда?!
Когда она влетела в залу, огромный окровавленный черный дракон продолжал биться обо все, до чего доставал, постоянно выдыхая струи огня. У самой дальней от решетки стены лежал Арсель без сознания. К нему-то девушка и кинулась.
— Как ты, мой хороший? Посмотри на меня? Живой? Ты ранен?
Её руки сами ощупывали его тело на предмет повреждений, как совсем недавно делал он, а взгляд метался от короля к принцу и обратно. Первый начал биться и реветь ещё сильнее, стоило ей прикоснуться к принцу, который продолжал лежать, закатив глаза, и не отвечая на её вопросы.
— Что ты сделал?! Он же твой брат!
В ярости она забыла про уважительное отношение и необходимость отстраненной маски. Дракон не отвечал, выдыхая огонь раз за разом куда придется, чудом не задевая её. Эммили металась, понимая, что не сможет унести здорового мужчину на себе, но и оставить его здесь боялась, ведь король мог прицелится ровнее. Кажется, ещё мгновение — и она сойдет с ума…
— Мама?
У входа стол Аман, глядя на всю эту картину и морщась, как от боли. Такую гримасу она видела ни лице Айвери. Но ведь Эммили не больно. Она скорее зла. Ужасно зла.
— Сынок, немедленно уходи вниз!
Теперь без сомнений она кинулась к нему, закрывая собой от обезумевшего дракона, но ребенок уперся пятками в пол, не давая себя выпроводить.
— Ему больно, мама.
— Кому, Аман?
Она обернулась на принца, но тот не подавал новых признаков. И только тут заметила, что: первое — сын указывал на замершего огромного черного дракона, второе — в зале стало очень-очень тихо, только шумное дыхание нарушало тишину, и третье — её сын сказал больше одного предложения за раз!
— Ты… Ты заговорил, Аман?
— Мама, — упрямо сдвинув брови, мальчик хмурился, будто то, что он хочет ей донести, важнее его внезапной перемены, — ему очень больно. Очень, мама.
В глазах сына уже стояли слезы, и Эммилия не вспомнила, когда последний раз он плакал. Да она вроде и не видела, чтобы он плакал после первого обращения. Это же не нормально? Как она не думала об этом раньше? Воспользовавшись её замешательством, ребенок сделал шаг к клетке, но она удержала за руку.
