в опричники. Первым! Ты понял, Альберт? Из наших я оказался самым умным! Я проделал всю эту комедию с клятвой и переодеванием, обзавёлся метлой и собачьей головой и пообещал порвать с земскими людьми. Но зато! Послушайте, сударь, что я получил взамен! Мне сразу предложили выбирать по вкусу любое поместье из тех, владельцы которых были казнены за измену или погибли на войне, не оставив наследников. Сначала я взял себе хорошее подворье в Москве, которое раньше принадлежало одному католическому священнику. А когда великий князь казнил своего брата Старицкого, я получил вотчины и поместья одного из его вассалов. И это не всё! Стоит мне найти в Москве пустой двор, я пишу челобитье великому князю и двор становится моим. Правда, мне пришлось взять в управляющие одного татарина, который обворовывает меня, но в этой стране все воруют. Я сам слышал, как царь сказал: все русские — воры. Кстати, себя он считает немцем, говорит, что его предки из Пруссии.
— Одно плохо, — сокрушался Штаден, — опричников становится всё больше, а свободных поместий всё меньше. Но вообще эти опричники дошлые ребята, у них есть чему поучиться. Они подсылают своих слуг к богатым людям на службу, а потом кричат, что у них сманили слугу. Ещё они подбрасывают соседям дорогие вещи, а потом якобы находят их и требуют возмещения. Должен признаться, что по их примеру я сейчас выколачиваю деньги с одного богатого крестьянина. Каждый день его бьют по ногам палками, он готов наложить на себя руки, но не хочет отдавать деньги. Каковы варвары!
— Тем не менее Росси — это страна огромных возможностей, — понизив голос продолжал Штаден. — Уверяю тебя, что когда у нас узнают об этом, здесь отбою не будет от немцев. Надо пользоваться тем, что нас пока мало. Возле царя крутятся два лифляндца Иоганн Таубе и Элерт Крузе. Большие пройдохи, тоже были в плену, а сейчас это главные советники царя. Я их вижу насквозь, они хотят с помощью герцога Магнуса отхватить себе Лифляндию. Но я с ними не дружу, они корчат из себя высоких господ. Плевать на них!. Нам надо держаться вместе, Альберт. Хорошо, что ты близок к великому князю. Это не всегда безопасно. Кто близок к господину, тот легко обжигается, но зато те, кто остаются вдали, быстро замерзают. Сейчас надо быть близко. Кстати, как здоровье великого князя? Ты же почти его врач, расскажи камраду.
Потный, налитый пивом Штаден вызывал неприязнь Шлихтингу захотелось послать его к черту, но что-то подсказывало ему, что с этим человеком лучше не ссориться. От разговоров о здоровье царя он уклонился. Как оказалось, не напрасно. На следующий день у него состоялся серьёзный разговор с лейб-медиком.
— Вы, кажется, сдружились с Генрихом Штаденом? — строго спросил Лензей. — Это плохое знакомство. Штаде — отъявленный негодяй.
— Он просто хвастливый болтун, — попробовал отшутиться Шлихтинг.
— Это вы мне говорите? — темпераментно вскричал Лензей. — Штаден — человек Скуратова, самого кошмарного палача, которого когда-либо носила земля. И он доносит Скуратову всё, о чём говорят в его корчме. Молите Бога, если вы ещё ничего не успели наболтать. О чём он вас спрашивал?
— Да ничего особенного. Просто он интересовался здоровьем царя.
— Вот! — От волнения Лензей задохнулся. — Этого я и боялся!
— Но почему?
— Да потому, наивный вы человек, что здоровье царя — это главная государственная тайна! Все, кто проявляют интерес к его здоровью, есть заведомые изменники, подлежащие немедленному уничтожению. Удивляюсь вам! Вы уже шесть лет провели в этой стране, но ничего о ней не знаете!
— Но я ничего не сказал ему, клянусь!
— Слава Создателю, — смягчился Лензей. — И помните: никаких разговоров о здоровье царя, ни с кем, тем более со Штаденом! Считайте это приказом, ибо речь идёт не только о вашей, но и о моей шкуре.
— Вы можете быть во мне уверены, господин Лензей, — дрогнувшим голосом произнёс Шлихтинг, — я стольким вам обязан.
— То-то, — проворчал врач.
2.
Почти полгода Шлихтинг не видел Штадена, но в начале сентября столкнулся с ним почти нос к носу. Притворясь, что не видит немца, капитан хотел пройти мимо, но тот углядел его, заорал зычно:
— Альберт! Камрад!
Мысленно чертыхнувшись, Шлихтинг изобразил радость встречи. Штаден потащил его в корчму, поставил вина. Был всё также шумен, краснорож и хвастлив. Опрокидывая стакан за стаканом, рассказал, что сопровождал царя в новгородском походе. Говорил, что за всю свою жизнь не видел ничего ужаснее.
— Тебе не кажется, что великий князь не вполне здоров? — понизив голос, спросил он. — Уж ты-то должен знать.
Помня о предостережении Лензея, Шлихтинг скупо ответил:
— Государь здоров.
— Те-те-те, — насмешливо пропел Штаден. — Расскажи кому-нибудь другому. Неужто ты не знаешь того, что знают все.
— А что знают все? — нахмурился Шлихтинг.
Штаден наклонился к его уху и прошептал.
— Царь безумен! Только безумец может творить то, что он творит со своими подданными. Он маньяк! Эти хитрые парни Скуратов и Грязной используют его болезнь в своих целях. А ещё у царя эта новая болезнь, которую привёз из Америки Христофор Колумб. Ты слышал о ней? Болезнь греческого пастушка Сифулуса. Божья кара за разврат. Человек гниёт заживо. В Москве настоящая эпидемия. Говорят, царь заразил обеих своих умерших жён и даже собственного сына, с которым они делят наложниц. Я в панике, боюсь подцепить. Впрочем, итальянцы придумали такую штуку, называется кондом. Эх, старина, как я отвёл душу в Новгороде! Я должен рассказать тебе эту историю. Но сначала выпьем!
— Итак, слушай о моих приключениях в Новгороде, — продолжал Штаден, осушив стакан мальвазии. — Пока царь казнил и грабил город, я ездил по окрестным деревням. Другие опричники говорили мне: Генрих, ты болван, все богатства здесь. Но я знал, что делал. Всё награбленное в городе надо было везти в общий котёл. Много царю и чуть — чуть себе. А в провинции я сам господин. Никто не знает, что я взял. Чуть-чуть царю, остальное себе. Когда я ехал в Новгород, у меня была одна лошадёнка. Когда я возвращался в Москву, у меня было тридцать подвод всякого добра. Так кто из нас болван?
— Помню, как я ворвался в одну богатую усадьбу, — мечтательно живописал Штаден. — О!
