Вчерашний вечер мы провели за чаем на моей кухне. От бывших жильцов в кухонном шкафу осталось три стакана, пара тарелок, дюжина алюминиевых вилок и ложек и большой синий в белый горошек чайник. Я же привезла с собой хороший индийский чай, пару банок варенья, которые мне дала Таня, и упаковку сосисок.
— Ну, рассказывай, скалолаз, — сказала я, наливая в чайник воду.
— Антон, — он потянул мне руку, и я, чуть помешкав, пожала ее.
— Ирина.
— Вот и знакомы, — объявил он, смущенно оглядываясь по сторонам. — А ты здесь одна?
— Пока да, а там видно будет.
Я насыпала чаю в стакан и, залив его кипятком на треть, прикрыла тарелкой. Разлила кипяток по стаканам и в оставшуюся воду положила сосиски.
— У меня нет хлеба.
— Хлеба? — Антон озадаченно поморщился и зачем-то выглянул в окно. — Хлеба…
Он подошел к стене и, прижавшись к ней ухом, стал вслушиваться.
Затем он резко обернулся ко мне и с сияющим взором сообщил:
— Только ради тебя! Фокус! Нет-нет-нет, закрой глаза и уши.
— А может, мне уйти вовсе?
— Зачем? — смутился он.
Я рассмеялась и закрыла глаза.
Некоторое время в комнате было тихо, и я, не совсем понимая, что же происходит, все-таки открыла глаза.
Антон все так же стоял. Совершенно ничего не произошло, и, вопреки ожиданиям, чуда не свершилось.
— Ну, ты чего?
— Нет, я подумал, без тебя не получится. Давай пакет.
Я вынула из сумки старый полиэтиленовый пакет и протянула ему.
— Зачем?
— Нетерпеливая какая. — Он постучал в стенку, и с той стороны раздался ответный стук. Потом он стукнул два раза по два и выглянул в окно.
— Серый, кинь конец, — прошипел он кому-то.
— Момент! — раздалось в ответ.
Спустя минуту между двумя соседними окнами была налажена веревочная связь, по которой к нашему ужину доставили хлеб, масло, пачку печенья и упаковку спагетти.
— Похоже, ты собираешься здесь поселиться, — засмеялась я.
— Вовсе нет! Вы, сударыня, льстите себе.
— Ах ты, маленький негодник! — Я хлопнула его влажным полотенцем по плечу и замахнулась еще раз, но он ловко увернулся из-под удара и перехватил мою руку.
— Все! Сдаюсь! Уговорила, я останусь здесь навсегда!
— Безумец. — Я высвободила запястье из его ладони и, коснувшись пальчиком Антошкиного подбородка, великодушно разрешила: — Оставайся, я превращу тебя в золотую рыбку, и ты станешь выполнять все мои желания.
Я снова улыбнулась и подошла к стене. Два раза по два. С той стороны энергично ответили тем же, и, когда я выглянула в окно, меня уже ожидали два сияющих радостью глаза.
— Привет!
— Привет! — ответила я.
— Ну как ты там? — спросил Антон и вдруг изменился в лице.
— Нормально.
— А что это с твоим лбом?
— Что? — не поняла я и стала его ощупывать.
— У тебя зеркало есть?
— Конечно, есть. — Меня одолевала тревога, но я не хотела попадаться на крючок его шутки и мужественно продолжала диалог.
— Я серьезно! У тебя краснуха.
— Чего?
— Пойди, посмотри.
Я подошла к сумке и вынула оттуда маленькое круглое зеркальце. Посмотрела в него и ахнула. На краснуху это было не похоже. По лицу расплылись огромные красные волдыри. Я поднесла к волдырю палец и едва коснулась его, как он нестерпимо зачесался.
Паника поселилась в моем сердце. Я быстро осмотрела тело и обнаружила такие же волдыри повсюду. Только руки отчего-то были чистыми.
— Антон, — я подбежала к окну. — Я потом тебе стукну в стенку. А сейчас пойду в медпункт.
Едва я натянула свои неизменные джинсы, как в дверь гулко забарабанили.
— Иду! — крикнула я и, застегивая на ходу батник, пошла отпирать.
— Демина! Вы что себе позволяете! — заорал на меня красномордый жиртрест, но, увидев мое лицо, осекся и все-таки хрипло добавил: — Твоя очередь дежурить.
— О Боже! — простонала я. — Вы изверг. Вам место в детской колонии для малолетних преступников.
— Нет, Демина, ты ошибаешься, — усмехнулся воспитатель. — Я уже работал там и понял — не мое это место. Но с такими строптивыми, как ты, я сталкивался неоднократно, и лучше тебе не лезть на рожон.
— Послушайте, — заискивающе пропела я. — Мне кажется, мы смогли бы договориться, только не сейчас. Посмотрите, что с моим лицом. Мне необходимо найти медпункт.
— Я проведу тебя, — почти с состраданием продолжил воспитатель и, смягчившись от моего елейного голоска, с надеждой добавил: — А вечером жди в гости.
14Медпункт размещался во втором подъезде этого же дома. Квартира на первом этаже, состоящая из четырех изолированных комнат, была, не в пример остальным, безупречно чистой. До блеска натертый паркет светился янтарными бликами, пахло хлоркой, медикаментами и почему-то гвоздичным маслом.
— Кто это у нас? — оторвал от книжки взгляд молоденький врач.
— Демина. Ирина.
— Группа?
— Четыре «Б». Секретарь-референт.
— Ранее обращались?
— Нет.
— Что это с нами? — спросил он, заполняя «карту больного».
— Не знаю.
— Так… Не знаешь, значит? — Он подозрительно посмотрел на меня, будто решая, уж не скрываю ли я от него какую-либо страшную тайну.
— Не знаю, — подтвердила я, слегка растерявшись.
— Так-так… Не знаешь. — Он взглянул на листок, но, обнаружив, что тот пуст, предложил: — Раздевайся.
— Как? — еще больше растерялась я.
— Как обычно, — вздохнул врач и деликатно отвернулся.
Я зашла за ширму и стала стягивать через голову рубашку. Верхняя пуговица с треском оторвалась и покатилась под ноги доктору. Он наклонился, еще раз вздохнул и подобрал ее с пола.
— Извините.
— Ничего, — повернулся он в мою сторону и, досадливо поджав нижнюю губу, покачал головой. — Что-то ты медленно.
— Я тороплюсь, — оправдываясь, я лихорадочно стала расстегивать пуговицы.
— А ты не торопись, и тогда получится быстрее. Да… Парадокс! — Он философски поднял к небу глаза и улыбнулся. — А, собственно, куда торопиться?
Сгорая от стыда, я вышла из-за ширмы и наткнулась на его изумленный взгляд.
— Ну, ты даешь!
