— В Москве уже осень… — прошептала я. Шипение пенистого прилива унесло меня в воспоминания.
Мы молчали. Я закрыла глаза, и мне показалось, что нас уже нет, что мы растворились в этом высоком небе, колыхающейся массе соленой воды.
— Там пахнет прелыми листьями… — продолжала я, полулежа на теплом отшлифованном дереве.
Над самой головой зависло странное созвездие, названия которого я не знала. Леша наклонился над моим лицом и, придерживаясь на локтях, стал целовать мои губы с особой глубокой нежностью, которая появилась в нем после того, как я поняла, что беременна.
— Послушай, — вдруг встрепенулась я, отстраняя от себя его плечи. — Может, махнем в Москву?
— В Москву? — переспросил Леша. Он держался молодцом, светлая широкая улыбка никогда не исчезала с его лица, но я-то знала, что он так же, как я, тоскует по дому. Он так же, как я, давно пресытился этим слащавым запахом чужого края и приторным вкусом чужой кухни.
Поначалу, пока все было в диковинку, мы упивались страной и незнакомой жизнью, не зная, куда бы еще приспособить деньги от продажи двух камешков, остальные мы благоразумно поместили в банковский сейф. Но теперь, спустя столько времени…
Я чувствовала его тоску всеми своими порами и часто, сквозь шум волн, долетавший к нам через открытое окно, слышала, как он ворочается беспокойными ночами и глубоко вздыхает во сне.
— А ребеночек? — Леша тревожно посмотрел на мой живот и медленно перевел взгляд в глаза.
Я пожала плечами:
— Будто в Москве он не сможет родиться? Там у него вся родня! — Я весело встряхнула головой, уже представляя, как бегает моя крошечка по зеленой травке у добротного кирпичного дома где-нибудь по соседству с семьей брата. За то время, пока мы проводили свой медовый месяц на этой набившей оскомину вечнозеленой чужбине, Андрюха прислал нам с десяток писем, а в последнем сообщалось, что жена его родила девочку и назвали ее Катенькой.
«У сына будет маленькая подружка», — с улыбкой подумала я, а вслух сказала:
— Он появится на свет там! Мы продадим это бунгало, — я качнула головой в сторону невидимой в наступившей темноте крыши. — И купим себе дом в Подмосковье…
Я говорила торопливо, боясь, как бы Леша не перебил меня, как бы не вставил лишнее слово, способное спутать мои ясные мысли и смазать отчетливые перспективы будущей жизни.
Боже мой, каким он стал мнительным и суеверным, как он ходил за мной по пятам и за каждым моим движением следил зорким неустанным оком!
Самое интересное, что, понимая всю несуразность его поведения, я тем не менее не могла освободиться от его полного и безоговорочного влияния. Но тут на меня нашло:
— Ты говорил, что мы поживем здесь не больше месяца. Месяц прошел. Прошел второй и третий, скоро закончится четвертый! Леша, я хочу домой! Пусть он родится там! У него будет все, что только смогут дать ему любящие родители! А еще у него будет Родина. Родина, понимаешь?! Здесь она появится только у его будущих внуков. — Я почти плакала, переполняясь жгучей ностальгией. — А там ты научишь его рисовать… Да-да! Думаешь, я не видела пейзажи, которые ты так старательно прячешь от меня на чердаке? Лешенька, поедем, а?
Я уткнулась хлюпающим носом в его плечо, и он не выдержал.
— Поедем, — прошептал он, и я увидела, как сверкнули в темноте его глаза. — Но смотри у меня… Авантюристка!
Он дурашливо погрозил мне пальцем, и я радостно рассмеялась.