Вика огляделась по сторонам. На перроне оставалась лишь женщина-врач да Зинченко с мужчиной из авиакомпании. Ну, за них-то она не переживала, а вот с врачом пришлось повозиться – та никак не хотела проходить в самолет.
– Боюсь… – шептала она, в страхе отступая от Вики. – Летать боюсь!
– Пойдемте, пойдемте! – уговаривала Вика и тянула за руку. – Все будет хорошо!
– Мне страшно, страшно! – тонким голосом закричала женщина.
– А здесь не страшно? – Вика выразительно обвела рукой пространство.
Врач повела взглядом, увидела сплошное зарево и, будто очнувшись, решительно прошагала в самолет. Следом почти вбегали оставшиеся пассажиры, создавая толчею.
Последним пробирался мужчина с камерой, которую по-прежнему держал в руке, не прерывая съемки. Чемодан на колесиках он толкал назад ногой. Так и вошел в самолет спиной, направив объектив на пылающие горы, на залитое огнем сердце острова – на последние мгновения его жизни.
Представитель авиакомпании, увидев, что вокруг наконец все опустело, обратился к Зинченко.
– Вам на грузовом летать приходилось?
Зинченко оторвал наконец пристывший к горной дороге взгляд.
– Ничего, – усмехнулся он с горечью. – Как говорит мой хороший знакомый, в самолете главное что? Главное – вовремя штурвал на себя. – Он помолчал, будто что-то вспоминая, и спросил, указывая на соседний самолет: – Вы тот дозаправили?
– Да, залили все, что можно, – подтвердил представитель авиакомпании.
Зинченко кивнул, глядя в одну точку, и проговорил, будто беседовал сам с собой:
– Ничего, этот упертый, справится… Я его знаю! – Он думал о Гущине. На него, на Алексея, была сейчас вся надежда у Леонида Саввича. – Если только они живы, конечно.
И, прервав свои размышления, бросил:
– Идите в самолет!
– Сейчас, – представитель авиакомпании кивнул и отошел, но направился не к самолету, а в сторону госпиталя, к которому уже подбирались извивающиеся на ветру языки пламени.
Собственно, самого госпиталя уже не было, а вокруг рушились остатки строений, фонарные столбы – лава текла буквально под ноги.
Представитель авиакомпании быстро нагнулся над телами погибших и откинул полог с одного из них. Несколько секунд он вглядывался в мертвое лицо жены, ясное и кроткое, будто на всю оставшуюся жизнь пытался запечатлеть в памяти ее черты, которых больше не увидит никто и никогда.
Потом резко задернул полог и пошел к самолету – неторопливо, размашисто. От его нервности, суетливости не осталось и следа. В дверях самолета он обернулся. На остатках госпиталя догорали оставленные тела…
Он стоял и смотрел – немолодой уже, одинокий и очень несчастный человек, плачущий от невыносимой боли. Взгляд его переплелся еще с одним – в сторону гор, утирая слезы, смотрела Попова.
Поднялся дверной шлюз. Самолет приготовился к отлету. Пилот Леонид Саввич Зинченко опустился в кресло. Он бросил взгляд в окно – в тотальном зареве маленьким оазисом стоял не тронутый огнем пассажирский самолет – оплот последней надежды Леонида Саввича.
Зинченко принялся сосредоточенно переключать тумблеры на панелях. Александра сидела рядом, делая все совершенно механически. Ее бесцветный взгляд был устремлен прямо перед собой.
В трюме усиливалась тряска, беженцы молча прислушивались к реву моторов. Ольга, Олег и Саша вцепились друг в друга. Одна женщина схватилась за сердце и постоянно причитала: «Господи, Господи…» Свен крепко прижимал к себе Сесиль, пассажир с чемоданом – свою видеокамеру.
Вдруг Зинченко изо всех сил потянул штурвал на себя. Пассажиры в трюме закричали от ужаса…
* * *
Андрей держал руль увязавшего все глубже и глубже микроавтобуса и прикидывал, можно ли спасти людей. Свою собственную участь он уже считал предрешенной.
– Все из машины, – негромко, но так, что все мгновенно притихли, проговорил он растрескавшимися губами.
– Я не поняла… – медленно произнесла юристка.
– Быстро! – только и пояснил Андрей, и это послужило отправной точкой: рабочий, оставив сына, ногами вышиб задние стекла, бухгалтер вытолкнул юристку и выскочил сам, отбегая подальше и крича:
– Все из машины! Все из машины!
Андрей повернулся. Все покинули микроавтобус – полыхающий салон был пуст. Остался только он один.
Бросив руль, Андрей через окно выбрался наверх и побежал по горящей крыше микроавтобуса, чувствуя, как пламя прожигает ботинки, как горят подошвы… Балансируя, чтобы не упасть, он добежал до края и спрыгнул прямо на поданные с обеих сторон руки Гущина и Валеры. Те подались вперед, увлекая за собой Андрея, и вот тут последнее мгновение сыграло свою роль: едва они отпрыгнули, как микроавтобус, полностью охваченный пламенем, взорвался.
Стоявшие поодаль люди во все глаза смотрели на то, что могло стать для них машиной смерти. Рабочий с удивлением глянул на свои руки – ладони были обожжены, а он и не замечал. Только сейчас, когда гибель прошла мимо, но так рядом, буквально на волоске, вспыхнувшая боль сообщила ему об этом.
– Больно? Подуть? – с сочувствием спросил Вова и, раздувая щеки, принялся заботливо дуть на отцовские ладони.
Тот отмахнулся, погладив мальчика по голове.
Гущин, Андрей и Валера не стояли на месте: оглядывая место, на котором застряли, они искали выход. Все это казалось им сложнейшей головоломкой, замысловатым квестом, в котором, едва пройдя одно задание, тут же получаешь следующее, еще более сложное. Квест уже выглядел почти невыполнимым, словно его выдумал изощренный садист с буйной фантазией…
Путь стал непроходим: дорога пылала, залитая лавой, слева нависала скала, справа – круча. Выбраться отсюда можно было разве что по воздуху, но у них не было крыльев, а самолет оставался внизу.
Алексей вгляделся в светящиеся впереди, за дымкой тумана и пепла очертания взлетной площадки.
– Это аэропорт? – спросил он женщину-юриста.
– Мы туда ехали, – глотая слезы, зло ответила та.
– Есть еще дорога? – нетерпеливо спросил Алексей.
Женщина обернулась и крикнула:
– Есть еще дорога, товарищи?
Все молчали. Никто не знал другой дороги.
– Кажется, тут можно спуститься по скале… – неуверенно проговорила Наталья, мать спасенного Сережи и девочки.
Алексей не колебался:
– Тогда пешком. Только очень быстро!
И первым пошел, дабы предотвратить сомнения и замешательство. Беженцы, руководимые Андреем и Валерой, направились следом. Гущин шел впереди, пробивая дорогу. Спасительная площадка аэродрома маячила внизу, до нее оставалось добежать еще несколько десятков метров.
– Быстрее, быстрее! – на бегу торопил он.
