– Мы горим, горим! – истошно завопил кто-то.
– Тихо! – рявкнули бухгалтер и юристка одновременно.
Андрей изо всех сил выжимал педаль газа, сдавая назад насколько возможно, стремясь использовать лимит, оставшийся в машине, до последней капли. По чуть-чуть, почти по микрону измученный микроавтобус отходил назад. Этого было недостаточно. Лысые, обгорелые диски машины вхолостую крутились в горящей мешанине, не давая хода.
Андрей побледнел. Его сил не хватало. Он понял это – он понял все…
* * *
Леонид Саввич Зинченко вывел самолет из ангара и открыл задний шлюз грузового. Он был забит какими-то ящиками, коробками, контейнерами… Все это нужно было расчистить, освободить место и разместить людей. И поскорее.
Зинченко выпрямился и посмотрел назад. Он ждал возвращения Гущина, Андрея и Валерки, а их все не было и не было.
Беженцы тянулись от пассажирского самолета к грузовому, они давно были готовы к тому, чтобы их вывезли отсюда. Александра руководила процессом, серьезная и деловитая. Она надеялась на благополучный исход и откинула все эмоции, действуя механически, как робот. Периодически она бросала взгляды на дорогу, откуда должны были появиться Гущин, Валера и Андрей, но, кроме зарева, там ничего не было видно. Александра была уверена: они дождутся их – и полетят. Уверена была и в том, что Зинченко думает точно так же. Она обернулась на него. Леонид Саввич, расставив ноги, стоял прямой как памятник и всматривался в то, что некогда было дорогой.
Неподалеку от него крутился вулканолог, он тоже смотрел на дорогу. Только с несколько иной целью: оценивал степень извержения, следил за лавой. Подле него на корточках сидела Маша и, размазывая слезы, причитала:
– Я пыталась его остановить… пыталась!
Привыкшая к тому, что вечно оказывается крайней, она сейчас считала себя виновной в гибели Пети.
– Прекратите хныкать! – одернул ее Максим Петрович. – Лучше скажите – что это? – Он показал рукой.
– Это… базальт? – неуверенно подняла глаза Маша.
– Он самый, – кивнул ученый. – Тысяча триста пятьдесят градусов! Текучесть – фантастическая! На десятки километров разливается.
Вулканолог разве что не ликовал, сообщая эту информацию. Зинченко мрачнел все больше. Круто повернувшись всем телом, он спросил:
– Я что-то не понял – а где дорога?
Никто не отвечал. Вулканолог тоже смолк, опустив глаза, и потихоньку втолковывал что-то Маше. К Зинченко приблизился представитель авиакомпании, положил руку на плечо.
– Там уже ничего нет… – мягко произнес он.
Зинченко посмотрел на него диким полубезумным взглядом, который сменился смертельной мукой. Леонид Саввич походил сейчас на больного обреченного зверя. Представитель авиакомпании, только что переживший утрату жены, понимал его лучше других. По щеке его скользнула слеза, он моргнул – раз, другой…
– Держитесь, – проговорил он, и голос его обрел твердость. – Надо держаться!
К ним приближалась компания беженцев: Крылов, увешанный чужими тюками и баулами, и несколько женщин. Одна из них подошла к Зинченко, спросила раздраженно:
– Мы полетим или нет? Чего вы ждете?
Зинченко не ответил, чего он ждал. Он смотрел на бушующую на горе лаву, могучей рекой, вышедшей из берегов, надвигавшуюся на город. Ждать Леониду Саввичу больше было нечего. Разве что – чуда.
Заскрипело, застонало здание аэропорта, едва державшееся на остатках конструкций, а затем рухнуло. Оно оставалось единственным барьером, хоть как-то замедлявшим движение огненного потока. Сейчас же ничем не сдерживаемая масса потекла на перрон. Зинченко повернул голову вправо, влево… Все вокруг было охвачено огнем. И где-то в этом всепоглощающем огне растворился его сын.
– Я извиняюсь, но если мы сейчас не улетим, то через пять минут никакой взлетной полосы не будет вообще, – тихо произнес сзади вулканолог.
Зинченко качнулся, устоял…
– Все в самолет, – не отрывая взгляда от горы, проговорил он.
– Я не поняла – а как же… – растерянно проговорила Александра.
– В самолет! – повысил голос Зинченко.
Руки Александры как крылья подстреленной птицы упали вниз. Однако она повиновалась приказу. Повернувшись на стершихся каблуках, пошла вперед, спотыкаясь, будто слепая. На ходу она сняла туфли, затруднявшие шаги, и шла босиком по горячей земле, не чувствуя никакой внешней боли, потому что все заполняла внутренняя…
Возле трапа она остановилась и бросила прощальный взгляд на остров. На нем не осталось живого места. Ничего – живого.
Они встретились взглядами с Зинченко. Леонид Саввич стоял непроницаем, но Александра на расстоянии чувствовала, как разрывается от боли и тоски его душа…
Полоснув по сердцу, будто хирург скальпелем, и в один миг отрезав, отринув все личное, Александра выпрямилась и четким хорошо поставленным голосом произнесла:
– Уважаемые пассажиры, проходим на борт.
Все засуетились, и хотя давно уже ждали этой команды, все равно оказались не готовы – возникла заминка. Женщина, державшая в руках переноску с котом, озабоченно интересовалась, не повредит ли перелет ее питомцу. Кроме сумки с котом, у нее больше ничего не было. Услышав заверения, что от полета пока еще не умерло ни одно животное, вошла.
Лю и Чен яростно щебетали, препираясь, кому первому входить в самолет, попутно припоминая друг другу старые грехи и обиды. И только после того как Вика прикрикнула на них, без звука проследовали внутрь.
Гречанка, избравшая главным объектом своей нелюбви почему-то Попову, теперь натолкнулась именно на нее, пока тащила к трапу раненого, и не замедлила процедить недружелюбно:
– А ну отойди!
Попова растерялась, отпрянула, но, постояв пару секунд, бросилась за гречанкой и, встав с другой стороны, стала помогать. Вместе они доволокли раненого до самолета, вместе и вошли в него, только Попова задержалась, пропустив гречанку. Она все оборачивалась и смотрела, смотрела в сторону гор, а по щекам ее неудержимо катились слезы…
Свен вел дрожащую от перенесенного и предстоящего ужаса Сесиль и что-то ласково говорил ей на ухо, а она жалобно отвечала ему на французском. Но вот и они исчезли за дверью самолета…
Ольга, видя, что почти все уже погрузились, беспомощно забегала по опустевшей площадке. Ей нужна была мужская помощь – самой втащить носилки с мужем в самолет ей было не под силу. Заметив ее ищущий взгляд, к ней подошли местные рабочие, одетые в спецовки. Несколько сильных рук подняли носилки и, не спрашивая, понесли, а Ольга бежала рядом и, утирая слезы, просила:
– Осторожнее! Осторожнее!
В одной руке она несла капельницу, тянущуюся к венам мужа, второй придерживала Сашу. И только когда носилки были аккуратно водружены на пол самолета, присела рядом и перевела дух.
