— Что, совсем всё? — удивился Бьярки.
— Даже самая несусветная чушь, — кивнул Локи. — Меня это забавляло, и я, решив было поначалу оставить это наскучившее занятие, возвращался к нему снова и снова, подбрасывая в этот мир все новые выдумки и бредни — хотя бы затем, чтобы он не становился скуч нее, чем ему полагалось быть.
— Ты все время повторяешь — этот мир, этот мир... — сказал Бьярки. — Как будто есть еще какие-то другие миры, кроме того, в котором мы сейчас с тобой сидим перед очагом!
— Конечно, есть, — сказал Локи. — Вернее, были и будут. Миры следуют друг за другом непрестанной чередой, как бусины, нанизанные на нитку.
— Тебе виднее, — сказал Бьярки с сомнением. — Но по-моему, всё здесь устроено довольно разумно, а глупостей ровно столько, чтобы мудрость в сравнении с ними только ярче засияла.
— Да ты на себя посмотри, — сказал Локи. — Ведь придумать такое — с двумя руками, двумя ногами, одной головой и одной задницей! — можно только сожравши целую делянку отборных мухоморов! Я сам себе поразился, когда увидел, к чему привели мои шуточки с книгами. Пришлось долго и мучительно думать, как бы сделать вас, людей, непохожими друг на дружку, и различия между мужчинами и женщинами — даже не самое удачное, что мне удалось! Не скрою, была у меня мыслишка втихую избавиться от этой неудачной придумки, да Один с Хёниром[29]не позволили, о чем впоследствии и сами не раз пожалели. Мы ведь втроем тогда пили... я хотел сказать — чертили руны, благодаря которым в Мидгарде появились первые люди... а из закуски в тот день у нас были одни мухоморы. Но с другой стороны, если подумать, скучен был бы тот мир, в котором жили одни только боги, ётуны да дверги[30].
— Я могу ошибаться насчет богов, — заметил Бьярки, — но ведь что ётуны, что дверги — все устроены одинаково, как люди. Не слыхал я что-то про ётунов с двумя головами.
— Да ты и не видывал ни одного, даже самого паршивого ётуна, — промолвил Локи. — Насчет двух голов ты, возможно, и прав, но что ты скажешь о Хрунгнире, у которого каменная башка, а еще каменные сердце и мужское достоинство? А ваять хотя бы того же Трюма — вот уж из дурней дурень, ни прибавить, ни убавить. Вообще непонятно, зачем ему голова. Я такого мог бы тебе о нем порассказать, чтобы ты впредь не думал, будто глупее тебя нет никого на свете! Или вот еще другой светоч Ётунхейма — Тистильбарди, «Чертополоховая Борода», прозванный так за то, что имел обычай, ужравшись брагой, падать рылом в самый поганый бурьян, а потом выстригать из бороды целые клоки, чтобы не возиться с застрявшими колючками.
— Как-нибудь в другой раз послушаю, — сказал Бьярки. — Что ты собираешься делать со своими книгами? Забрать с собой? Но ведь Хейд будет огорчена, поскольку наказ ее учителя-друида останется неисполненным. Да и Вальдимару конунгу такой поворот дела милосердия не добавит.
— И не подумаю, — сказал Локи. — То есть, конечно, если бы я захотел забрать то, что по праву принадлежит мне, последним, что удержало бы меня от такого шага, стали бы мысли о переживаниях недоделанной колдуньи и гневе дикого ирландского кабана. Но мне давно уже не нужны эти книги. Я записал в них весь этот мир, и, пожалуй, с большим походом. Теперь они мне неинтересны, да и мир ваш порядком наскучил. Я даже рад, что подвернулась эта нелепая самка, вызволившая меня из заточения, — ведь, исполнив Веление, я снова стану свободен и смогу удалиться в следующий мир, в надежде, что там будет повеселее, чем здесь.
— Зачем же тогда ты раскладываешь книги вокруг себя и листаешь их с таким озабоченным видом? — изумился Бьярки.
— Мне пришло в голову, что книги пособят мне в исполнении Веления, — сказал Локи. — Коли уж выпало мне исполнять столь нескладное Веление — хотя, должен признать, в прежних мирах встречались и куда нелепее! — то исполнять их будет уместно такими же несуразными и негодящими средствами. Вот я и стану сейчас читать свои книги невпопад и наперекосяк. И все, что я прочту, сей же час в этом мире явится.
— Это тоже колдовство? — спросил Бьярки.
— Не совсем, — ответил Локи. — Но, как я говорил, такая уж особенность у моих книг — все, что ни напиши, непременно сбудется. Даже если и вовсе быть такого не может... а все равно, ваш мир поднатужится, поскрипит немного своими жилами да поджилками, покряхтит-потарахтит — и исполнит все как по писаному. Не забывай, что этот мир создан моими книгами, и хотя давно уже он живет по своим законам, старые связи не заржавели.
— Чудно ты говоришь, — сказал Бьярки. — Ну да кто я таков, чтобы подвергать твои слова сомнению? Мне лучше и вовсе уйти отсюда подальше — целее буду.
— Не будешь, — заверил его Локи. — Самое благо для тебя — остаться здесь и слушать, как я стану читать свои книги.
— На что я тебе сдался? — удивился Бьярки.
— Может, я и ас, — сказал Локи, — но слушатели мне нужны. Так что я советую тебе не пренебрегать моим советом насчет браги: это поможет тебе сохранить хотя бы крупицу здравого смысла к тому счастливому мигу, когда язык мой онемеет.
— Ты пугаешь меня, — сказал Бьярки.
— Только предупреждаю, — возразил Локи. — И куда более крепкие головы, не чета твоей, лопались гнилой тыквой от моих шуток. Брага нужна вместо замазки, чтобы схватить те трещины, которыми вскоре возьмется твой рассудок.
— И все же я попытаюсь обойтись без браги, — сказал Бьярки. — Считай, что я решил проверить себя на мужество. Начинай же, я готов тебя слушать.
Локи зажмурился и ткнул пальцем наугад в одну из книг, затем в другую, и так по очереди во все восемь:
Молот весомый
взгляду подобен.
Умалишенный
корень подвинулся.
Он воспрепятствовал
бронзы движенью.
Лепешка сдержала
врага сокровенного.
Не прекословя,
шиповник багряный
Конскую душу
изображает.
