— Да ты скальд, — сказал Вермунд.
— Видел бы ты, что довелось увидеть мне, — сказал Харек, — не тем бы еще стал.
— И что же ты выбрал? — спросил Вермунд.
— А как ты думаешь? — удивился Харек.
— Вот дерьмо, — сказал Вермунд.
— Похоже, не слишком-то ты мне поверил, — сказал Харек.
— Если ты и приврал, — ответил Вермунд, — то самую малость. Потому что прямо сейчас я гляжу на свой двор и не чувствую прежней радости.
— А прежде чувствовал? — спросил Харек.
— Не так чтобы сильно, — сказал кузнец. — Да только то дерьмо, что стоит посреди моего двора, радует меня меньше всего.
Харек выглянул во двор.
— Клянусь ладкой Ньёрда и лыжами Скади, — сказал он. — Что такое сотворилось с Медвежьей долиной, коли она позволяет себя топтать всякому дерьму?
15
Когда солнце высоко поднялось над Медвежьим хребтом, конный отряд Вальдимара конунга наконец спустился в долину и двинулся в сторону Утиного утеса. Над Бьёрндалем стлался густой туман, больше похожий на дым от только что затушенного костра. И он точно так же ел глаза и забивал ноздри. Вальдимар конунг сразу смекнул, что это ас Локи решил испытать его храбрость и волю своими кознями.
— И это все, на что ты способен, исландский гоблин? — воскликнул Вальдимар конунг, а его дружина загоготала так, что этот раскатистый смех, казалось, даже потеснил колдовской туман из долины.
— Ну вот еще, — сказал Локи. — Это вовсе не моих рук дело. Я-то поначалу грешным делом подумал, что это старина Эйяфьятлайокудль раскочегарил свою топку.
— Эйя... фья... тля... — попытался повторить Вальдимар конунг и с отвращением плюнул. — Что еще за тварь такая?
— Это не тварь, — промолвил Локи. — Когда Тор обмывал с двергами выкованный в их подземной кузнице молот Мьёлльнир, то перебрал лишку и уснул прямо за столом. Ночью малая нужда Подняла его со скамьи, но в темноте он заплутал, а расспросить дорогу было не у кого. Вот он и высадил молотом дыру в земле прямо над кузнечным горном. И нужду справил, бороды своей не опозорив и оружие испытал. Теперь через ту дыру, если двергов в кузнице совсем уж одолеет духота, летят искры и валит дым, а то и что похуже. И зовется та дыра — Нуидерьмоикакжевашуматьотсюдавыбраться. Исландцам такого сроду не выговорить, вот они и назвали ее как попроще... Но, поразмыслив, я решил, что Эйяфьятлайокудль здесь ни при чем. Не пришло еще ему время испортить воздух и жизнь тем, кто рискнет обидеть добрых жителей Страны Льдов... А всему причиной Бьёрк Косоглазая, дочь Хромунда Косолапого и жена Браги Любителя. Угораздило ее тушить разгулявшийся огонь в очаге тем, что под руку попало! А попало-то всего ничего: вначале котел с прошлогодней брагой, от которой и Фенрира бы пробила икота, а потом, когда полыхнуло так, что любо-дорого, еще и чан с помоями. Так что вот тебе мой добрый совет: как бы ни сплелась нить твоей судьбы, какие бы тебе ни выпали невзгоды и трудности, что бы в жизни твоей ни приключилось, никогда не бери в жены косоглазую — мороки не оберешься.
— Опять ты здесь, лживый ас! — сказал Вальдимар конунг. — Что ж, нам не помешал бы провожатый. Эй, Кьяран, Кьяртан, Лунан! Схватите этого уродца и насадите на кол, что так удачно торчит из стариковской изгороди. Не коня же, в самом деле, ему уступать.
Однако ратники, которых назвал Вальдимар конунг, не тронулись с места, а только переглянулись с недоумением и тревогой.
— Похоже, вам, недоумкам, уши забило смердящим дымом, — сказал Вальдимар конунг. — Я ведь, кажется, отдал приказ.
— Давненько я замечаю, — наконец ответил Кьяртан, — что ты, конунг, взял за обычай разговаривать сам с собой. Не по нраву мне все это, ну да нрав мой тебе не указ. Но если ты еще и нам станешь пенять, что мы не слышали то, что слышишь только ты, и не видели то, что лишь твоим глазам открыто, да гневаться затеешь, что не исполняем мы твоих прихотей, сдается мне — ничего путного из нашей поездки не выйдет.
— А кто же тогда сидит на пригорке и корчит мне самые жуткие рожи, какие и спьяну не привидятся? — спросил Вальдимар конунг.
— Спьяну еще и не то привидится, — сказал Кьяртан. — Говорил же я: такого отменного эля, как у того старика, мне вовек не доводилось пробовать. А если кто и сидит на том пригорке, то, наверное, какая-нибудь исландская жаба, которой этот едучий дым все равно что нам тот эль, о котором уже сейчас тоскует мое сердце
Вальдимар крнунг нахмурился, и рука его сама потянулась к мечу, чтобы оборвать эти не по чину дерзкие речи. Но он вспомнил, что впереди их могут ждать испытания силы и мужества, в которых добрый ратник, каким был Кьяртан, никогда не окажется лишним.
— Не устаю поражаться, — проворчал он, — что за негодящий народ эти исландцы. Никакого понятия о чести и достоинстве. Одна только вонь!
— Видывал я и нюхивал вонь, которая выдавала себя за честь, — сказал Локи. — Но здесь не тот случай. Бьёрк Косоглазая и без того из распустёх распустёха, а глаза вразлет никому удачи не прибавят. Уж не знаю, чем она приглянулась Браги Любителю. Может быть, в супружеской постели нет ей равных? Так что это всего лишь вонючий дым, и ничего больше. Счастливой дороги, Вальдимар конунг. Я буду ждать тебя на Утином утесе. Ведь мне не терпится поразвлечься!
— Надеюсь, тебе станет совсем весело, — сказал Вальдимар конунг, — когда я сожгу твою подружку колдунью в ее собственном доме. А то и тебя с нею в придачу, для вящего смеха.
— Я уже веселюсь, конунг, — сказал Локи.
Он спрыгнул с пригорка и сгинул в тумане, как и не бывал.
16
Между тем Бьярки, которому наконец достало храбрости войти в хижину Хейд Босоногой и сесть у очага, смотрел, как Локи раскладывает вокруг себя какие-то магические предметы, ни на что прежде им виденное не похожие.
— Это и есть те самые книги, из-за которых поднялась такая буча? — спросил Бьярки, когда любопытство возобладало над страхом.
— Они самые, — сказал Локи. — Все восемь сестричек.
— В них и впрямь записано все, что было, что есть и что будет?
— И даже то, чего не будет никогда, — отвечал Локи. — Это и есть самое интересное, что в них можно найти.
— А кто же тот мудрец, который прознал все о человеческих временах от начала и до конца?
— Я, — промолвил Локи. — Это мои книги, я их и сочинил от первой руны до последней.
—Ты говоришь — сочинил, — усомнился Бьярки. — Но ведь то, что ты сочинил, случилось на самом деле. Или случится рано или поздно.
— Когда я написал первую руну, — сказал Локи, — в этом мире не было ничего. Совсем ничего. Тишина и пустота. И я решил заполнить этот мир своими мыслями. Ну, поначалу с мыслями у меня было небогато, да и умными их назвать было бы самонадеянно. Но у этих книг есть такое свойство, что записанное в них непре менно сбывается.
