Наткнувшись на закрытую дверь в ванную, Андреас подумал, мог ли там кто-то спрятаться, отрезав себе таким образом все пути к отступлению, затем вспомнил, что безоружен и что Бенни находится от него через три комнаты. Вздохнув от идиотизма всего предприятия, он рывком открыл дверь. В крохотной комнатке только-только хватало места для того, чтобы справить нужду, побриться и принять душ, — здесь не было ни одного лишнего квадратного дюйма. И конечно же, за душевой занавеской не оказалось никакого старого нациста. Андреас поймал свое отражение в зеркале: смешное лицо глубокого старика. Годами копившаяся подозрительность избороздила его морщинами, состарила, сделала хмурым. Он был трезвомыслящим человеком, очень осторожным и не слишком тщеславным, и все-таки постоянно забывал, что уже стар. Зеркала всегда заставали его врасплох.
Он отвел глаза от неприятного отражения, и взгляд его упал на раковину. Поверхность была влажной, на стенки сточного отверстия налипла тонкая пленка. Андреас потер его пальцем, затем растер жирноватый налет. Это была масса, которая образуется в раковине, когда в доме есть женщина: крем-основа, тональный крем, скраб — и прочие средства по уходу за женской кожей. Конечно, эти средства мог использовать и мужчина. Возможно, в состав смеси входят и остатки краски для волос. Закрыв глаза, Андреас представил себе человека с портфелем, которого они видели выходящим из дома рано утром. Добавьте несколько морщин на лице, седые волосы, очки, хромоту — ее можно легко подделать… И вот, пожалуйста, готово: тень Мюллера. Ему чуть не стало дурно от этой догадки, и он обеими руками схватился за раковину. «Дурак!» — обругал он сам себя.
Рядом раздались шаги Бенни, который шел по квартире, уже не стараясь остаться неслышимым. Андреас закрыл дверь в ванную и сел на кровать, когда Бенни появился в дверях.
— Никого.
— Похоже.
— Ты был прав, — сказал Бенни с досадой. — Должно быть, он вчера же и ушел.
— Думаю, нет. Мне кажется, мы видели, как он уходил.
Пропустив мимо ушей последнее замечание, Бенни подошел к секретеру и стал открывать все ящики один за другим.
— Ты это проверял?
— Ты ничего там не найдешь. Одежды в шкафах нет. Зубной щетки тоже нет.
— Значит, он смылся!
Сознание Андреаса уже перенесло его в Куинс. Одного упоминания Фотиса о Мюллере было достаточно, чтобы он бросился на его поиски. Упоминания — и своего собственного страстного желания, которое старый мошенник чувствовал в нем все эти годы. Его просто и весело надули. «От чего же ты пытаешься отвлечь меня? — подумал Андреас. — И почему я всегда отстаю от тебя? Уже шестьдесят лет я учусь у тебя и до сих пор остаюсь подмастерьем. Бедный Андреас».
— Нет, Бенни. Его здесь и не было.
[12]
Возле дома крестного все было спокойно. Мэтью поднялся по ступенькам с плохим предчувствием. Отец Иоаннес последовал за ним, по пути успев кинуть взгляд на цветочные клумбы, а лысому Джимми пришлось остаться в машине, в связи с чем он выразил сильнейшее неудовольствие.
Мэтью громко постучал в дверь, подхлестывая себя мыслью о том, что имеет право злиться. Его обманули, или, во всяком случае, так сейчас казалось. Из-за двери не доносилось никаких звуков. Он постучал громче.
— Попробуй открыть дверь, — предложил священник.
Похоже, ни один из них не удивился тому, что дверь оказалась незаперта, но Мэтью обуял ужас, парализовавший способность думать. Он вошел в дом. В гостиной никого не было. Через окна проникал слабый свет. «История Византийской империи» лежала на кресле у двери, раскрытая на девяносто первой странице. На столе стоял недопитый стакан воды. Сквозь тонкие занавески Мэтью было видно, как Джимми быстрым шагом прошел по садовой дорожке и исчез из виду на тропинке, пролегавшей между домом и складом. Смысл происходящего ускользал от него. Где Николас и Антон? Где Фотис? Выйдя в коридор, отец Джон подошел к лестнице, и Мэтью хотел было последовать за ним, но затем решил вначале зайти в кабинет. Он повернул ручку, и тяжелая дверь отворилась. Он почти ничего не видел в темноте. Не зная, где находится выключатель, Мэтью направился к лампе, стоявшей на огромном письменном столе. Его нога задела что-то мягкое, податливое, и в тот же миг раздался голос, старческий голос — но не тот, который он ожидал услышать.
— Стой спокойно, мой мальчик, — сказал дед. Неожиданно комната заполнилась светом от лампы у дальней двери кабинета. Там стоял Андреас в плаще, перчатках, шляпе и пристально смотрел на него, высокий и спокойный. — Смотри под ноги.
Мэтью взглянул вниз. То мягкое, обо что он споткнулся, было телом человека. Николас, один из русских сотрудников Фотиса, лежал у его ног бледный и, похоже, не дышал. Глаза его были закрыты, рот перекошен. Глаза Мэтью приспособились к темноте, и он увидел большое темное пятно на ковре. Резкий сладковатый запах ударил в нос, он инстинктивно попятился и наткнулся на вошедшего отца Джона.
— Боже милостивый, — прошептал священник и начал быстро молиться по-гречески.
— Ничего не трогай, — предупредил Андреас. Не обращая внимания на его слова, Мэтью склонился над Николасом. Преодолевая ужас, он потрогал холодную шею, поднес руку к губам. Ему показалось, что он почувствовал дыхание.
— По-моему, он жив.
Правая рука русского, прижатая к животу, сжимала насквозь пропитанный кровью носовой платок. Неожиданно над ним возник Андреас. Он вытащил из кармана носовой платок и стал наматывать его на руку.
— Дай мне, — сказал Мэтью, желая сделать хоть одно полезное дело за этот день. Андреас без возражений передал ему платок.
— Хорошо. Крепко прижми его к ране. Попробую найти полотенце. Вы вдвоем?
Мэтью подождал, предоставляя Иоаннесу ответить на этот вопрос, но поскольку тот молчал, он заговорил сам:
— Там, у склада, еще один парень, по-моему, его зовут Джимми. Он вооружен.
— Я вызову «скорую». Вы оба оставайтесь здесь.
Старик исчез так быстро и бесшумно, словно его здесь и не было.
— Надеюсь, они не причинят друг другу вреда, — сказал священник, опускаясь на колени рядом с Мэтью.
— Ваш человек опасен? — спросил Мэтью, стараясь не смотреть на руку и не обращать внимания на противную теплую влагу, пропитывавшую платок. Запах крови вызывал у него дурноту.
— Он просто хочет, чтобы ты так думал, но на самом деле опасен как раз не он, а твой Papou.
— Вы его знаете?
— Чуть-чуть, виделись очень давно. Он меня и не вспомнит.
Мэтью огляделся. Мольберт, на котором еще двадцать часов назад стояла икона, исчез. Самой иконы тоже нигде не было видно. Исчезли и некоторые полотна со стен. Какие? Кого еще ранили или убили? Ему надо осмотреть дом, но он не может бросить раненого. Хотя его дед, наверное, уже сделал это — если, конечно, он не явился сюда минуту назад. Или если…
