В кухне раздался шум, и на пороге дальней двери появился Джимми. В руках у него не было оружия. Андреас следовал за ним в нескольких шагах. Оба казались спокойными, хоть и слегка раскрасневшимися.
— Теперь все собрались? — спросил Андреас.
— Где Фотис? — вопросом на вопрос ответил Мэтью.
— Исчез.
— Куда?
— Мы поговорим об этом потом. Кто эти люди?
— Они из греческой церкви. Они сами все расскажут.
— Мистер Спиридис, — ровным голосом заговорил Иоаннес, — нам необходимо поговорить.
— Да? — Андреас внимательно посмотрел на священника. — Возможно, но сейчас не лучшее время для этого.
— Если не сейчас, то когда?
Наступившую тишину разорвало завывание сирен. Звук приближался.
— Возможно, завтра.
— Вы думаете, что не понадобитесь завтра полиции? — Священник подошел к Андреасу вплотную. — По-моему, им покажется подозрительным ваше пребывание здесь.
Мэтью ожидал, что дед выдвинет какие-нибудь убедительные объяснения своего появления, но тот только пристально смотрел на Иоаннеса.
— Посмотрим, отец. Возможно, они взглянут на эту ситуацию по-другому.
Андреас положил руку на плечо Мэтью. Они молчали, прислушиваясь к нарастающему вою сирен. Джимми робко приблизился к Андреасу, превозмогая смущение:
— Верните мне пистолет, пожалуйста.
Они стояли на тротуаре вдвоем. «Скорая» уже уехала, полицейские осматривали дом. Мэтью не знал, куда делись священник и Джимми, не знал, что следует и чего не следует говорить полицейским во время допроса. Дед стоял рядом с ним, глядя на пустую улицу, глубоко погруженный в раздумья.
— Мне жаль, что тебе пришлось все это увидеть, — наконец тихо произнес он. — Думаю, до этого ты ни разу не видел раненых.
— Papou, ты что-нибудь понимаешь?
— Ты меня спрашиваешь? Я думал, это ты мне все объяснишь.
— Единственное, что мне сейчас ясно, — это то, что никто, ни один человек не сказал мне правду.
— И это все? — Андреас жестко взглянул на него. — Значит, ты никак не способствовал тому, чтобы Фотис заполучил икону?
— Теперь я уже не знаю, чему я способствовал. Я думал, что Фотис выступает в роли посредника. Он помогал каким-то людям из греческой церкви.
— Этим людям?
— Нет, другому священнику, который представлял афинский Синод. Правда, теперь оказывается, что он его не представлял.
— Как его звали?
— Отец Томас Захариос.
Андреас кивнул:
— Понятно.
— Ты ведь знаешь, кто он? — Мэтью пытался справиться с эмоциями, но не смог. — Вы все знакомы друг с другом, а я не знаю никого и ничего. Ты играешь со мной, как когда-то играл с моим отцом.
— Не говори чепухи и не обвиняй в своей глупости других.
Слова деда обожгли своей справедливостью. Он действительно был полным идиотом, и пора было это признать.
— Да, я скрывал от тебя некоторые вещи, — продолжал Андреас. — Я пытался защитить тебя, а не причинить вред. Я никогда не сделаю ничего во вред тебе. Я не знаком с этим отцом Томасом, хоть и слышал о нем. Он хорошо образован и пользуется большой популярностью среди прихожан. Он был посредником между американской и греческой ветвями церкви. Но есть подозрения, что он мошенник, шантажист и вор. Уже не говоря о том, что он друг твоего крестного. Несколько дней назад он исчез, прихватив с собой значительную сумму из церковной казны.
— То есть, как и сказал отец Джон, они с Фотисом действовали в этой истории заодно. — Это тоже могло оказаться ложью. Но все совпадало. Случайностей не бывает.
— Похоже на то.
Без всякой видимой причины Мэтью вдруг изменил направление разговора:
— А Ана Кесслер? Ей грозит опасность?
— Не вижу причин. Она уже сыграла свою роль в этом деле. У тебя есть какие-то основания считать, что ей что-то угрожает?
— Нет, просто я… Нет. Мне надо с ней поговорить. Я ввел ее в заблуждение. Она не знает о причастности Фотиса.
— Скажи мне, а как он вообще оказался замешанным в этом деле? Зачем понадобился посредник?
— Он сам это все подстроил. Вся сделка было организована им. Скорее всего он попросил Захариоса обратиться к церкви — чтобы придать правдоподобие всей этой истории. А где сейчас Фотис?
— В Греции. Или на пути туда.
— Он уехал сегодня?
— Рано утром. Отправился туда на Пасху.
— Он никогда не ездил так рано.
— В этом году он решил провести там всю пасхальную неделю. Филипп, администратор его ресторана, только что сообщил мне об этом.
— Мне он несколько дней назад говорил, что не уедет раньше среды.
— Он передумал. Вчера. По словам Филиппа, сразу после того, как вы с отцом от него уехали. — Старик помолчал, ожидая реакции на свои слова. — Ты знаешь почему?
— Даже не представляю. Но он выглядел возбужденным. Я думал, что он разволновался в присутствии отца.
— А зачем ты привозил к нему отца?
Мэтью так трясло, что ему пришлось придержать челюсть рукой, чтобы унять дрожь.
— Давай-ка зайдем внутрь, — сказал Андреас.
— Нет, на воздухе мне лучше. Мне надо с тобой поговорить.
— Почему ты помогал Фотису?
— Я считал, что икона должна быть возвращена в церковь. И Ана тоже этого хотела.
— Но почему через него?
— Говорю же тебе, он все так подстроил. Мне кажется, я смог бы это предотвратить, но ему очень нужно было подержать икону у себя. Ты же знаешь, что он болен.
Андреас покачал головой:
— Я подозревал, но не знал наверняка.
— Он не любит распространяться об этом. Не важно. Считается, что икона обладает целительной силой. Ее хозяева живут очень долго, а больные излечиваются одним прикосновением к ней, как будто их коснулась сама Богородица. — Он посмотрел старику прямо в глаза. — Но ты сам все это знаешь.
Андреас ухмыльнулся:
— Бедный старый дурак. — Затем выражение его лица изменилось, и Мэтью понял, что за этим последует. Дед подошел ближе и положил сильную руку ему на плечо. — Ты поэтому повез туда отца?
Мэтью не отвечал.
— Об этом трудно судить, — пожав плечами, уже мягко продолжал Андреас. — В этом и состоит загадка. Ты веришь во все эти вещи?
— Конечно, нет, — вяло отозвался Мэтью.
Некоторое время старик продолжал пристально на него смотреть, потом отпустил его и отошел на несколько шагов.
