Книга Бенвенуто - Олег Насобин

Прекрасно помню этот октябрьский день. Я как раз помогал садовникам привести в порядок территорию в преддверии зимы. Проще говоря, я сметал опавшие листья в большие кучи.

И тут забрякал айфон в моем кармане. Я с трудом успел сбросить с руки грубую кожаную рабочую перчатку и ответить на звонок.

Дубай?

Честно говоря, особого желания лететь за тридевять земель у меня не было. Зачем? Это далеко, и опять будут расходы. Причем там придется провести несколько дней. И ради чего? Просто так, чтобы похоть свою потешить?

Это выглядело бы нечестно и непорядочно по отношению к жене.

Не знаю… Я как-то умудрялся чувствовать в этой деликатной ситуации, что можно, а что нельзя. Увеселительные поездки в Дубай, например, — нельзя. Это уже перебор и слишком оскорбительно для моей семьи. Может быть, эти комплексы кажутся читателю смешными и нелепыми, но я говорю правду, как она есть, и не пытаюсь выставить себя в качестве идеального героя.

Однако Катрин объяснила мне: в Эмиратах живет ее клиент, француз. Его зовут Филипп Губе, он очень крупный финансист.

У Филиппа небольшие (очень большие) проблемы с французским фиском, и потому он не может прилететь во Францию. Катрин как раз помогает ему «поднять» на сделке (серии крупных финансовых спекуляций) около 40 миллионов евро.

Сделка близится к завершению, и она, Катрин, рассчитывает, что в этот подходящий момент самое время договориться с Филиппом, чтобы он профинансировал мой фильм.

Она была полна энтузиазма, говорила, что это самый настоящий шанс и я стану кусать локти, если не поеду. Чем мы рискуем? Билетами и отелем?

Ну, я согласился.

Билеты, понятно, купил я (вернее, моя ассистентка), отель мы тоже оплатили из нашего семейного бюджета. Поэтому в знак солидарности со своей семьей, чувствуя себя виноватым, я решил, что мы полетим в Дубай экономическим классом.

Я сказал Катрин, что с деньгами туго — полетим экономом. Она ответила красиво: «С милым рай и в шалаше».

Еще она сказала, как бы извиняясь, что не может светить во Франции свои миллионы. Мол, выедем за границу и там уж развернемся. Я опять почувствовал себя неловко: никогда еще не делил постель и стол с женщиной, которая богаче меня.

Поскольку я слепо верил, что Катрин вращается в кругу финансовых воротил и зарабатывает огромные деньги в качестве комиссионных, то считал ее не «своей блондинкой», а самостоятельной, успешной и очень богатой бизнесвумен.

Хотя, понятно, по всем счетам и всегда платил я.

Наши отношения я выстраивал как диалог равных людей разных культур. Мы с ней не семья, но хорошие друзья и союзники.

Вообще, что мне реально понравилось в отношениях с французским агентом, так это то, что она никогда не капризничала и не обижалась. Я мог высказать при ней любую мысль, сомнение или сделать неприятное для нее умозаключение, Катрин никогда не дулась, а тема спокойно нами обсуждалась.

Знакомые, вероятно, подтвердят, что у меня, как и у Бенвенуто Челлини в свое время, есть одна слабость: я коверкаю и не запоминаю чужие имена. Я не смог посмотреть в Интернете, кто таков этот самый Филипп Губэ и к кому мы, собственно, едем, потому что просто не помнил его имени, хотя Катрин настойчиво и несколько раз произнесла его.

Я просто уловил в нашем разговоре, что мы едем к какому-то Филиппу Г. Что он очень богат и выглядит толстым парнем. А кто он такой, мне было неведомо до самой встречи.

Надо сказать, что если бы я все-таки дал себе труд набрать это имя в поисковике «Гугл», то меня ожидал бы великий сюрприз.

Филипп Губе, он же Джеймс Эдвардс, он же Филипп Мерер, — известный международный аферист, находящийся в розыске Интерпола из-за своих делишек в Швейцарии, Франции, Испании и США. Ему инкриминируются в разных странах аферы на сотни миллионов долларов.

Очевидно, Катрин рассчитывала, что в Дубае мой язык развяжется и мы, два мошенника, которых она познакомит между собой, найдем общие темы: уж теперь-то я не стану стесняться и наконец расколюсь.

Заодно, возможно, мы потусуемся вдалеке от Франции и с моими дубайскими знакомыми, у которых, вероятно, темное прошлое и сомнительное настоящее. Дубай в этом смысле — самое то местечко, и у каждого человека с деньгами там найдется пара-тройка непубличных корешей.

Мы прилетели в пекло ночью.

Перелет был довольно тяжелым. Катрин со своими длинными ногами никак не вписывалась в пространство между сиденьями, а соседи и просто проходящие в туалет пассажиры все время норовили потусоваться рядом и пробовали с ней заговорить.

Не таращился на нее только мой сосед — молодящийся пожилой вьетнамец. Зато он начал трогать за коленку меня и приятно улыбаться. Кошмар какой-то!

Я был начеку весь полет, никак не мог вздремнуть, и мне это все очень не нравилось.

Южный аэродром встретил нас липкой и влажной жарой. Стекла автобуса напрочь запотели, но запотели снаружи — изнутри автобуса надрывался кондиционер, и было даже холодно. Лайнер припарковался на какой-то дальней стоянке, и после тяжелого перелета автобус пилил до здания еще как минимум полчаса.

Потом в огромном аэропорту мне пришлось отстоять очередь для получения визы. Во всей длинной очереди я оказался единственным белым человеком. Я путешествовал с русским паспортом, а Катрин, француженке, виза была не нужна.

Кстати, мы никогда не разговаривали с ней о том, сколько ей лет. Но я заметил — дата рождения в паспорте у нее указана неверно. Она минимум на пять лет старше своего возраста по документам. Благодаря опыту из круга своих знакомых, многие из которых работают в области пластической хирургии, я точно могу сказать, что ей было уже за сорок. А по паспорту всего лишь тридцать шесть.

Наблюдая издали, как я переминаюсь в очереди среди азиатского и южного люда, Катрин, видимо, впервые осознала, насколько тяжела жизнь русского путешественника.

Но это еще что! Вот в девяностые годы, когда единой шенгенской визы еще не существовало, мне пришлось для сопровождения груза из Праги в Маастрихт получить визы трех государств. При этом в немецком посольстве сотрудница, очевидно, назло, потому что я не понравился ей, оформила мне визу всего на один день.

Не передать словами, сколько русских нервов сожжено в этих самых «консульствах» из-за виз, особенно в приснопамятные девяностые годы.