оконным стеклом, за которым расстилался печальный вид. - Я не странник, я даже не беглец. Я потерпевший кораблекрушение. И наука не в силах объяснить, что со мною произошло. И никакая сила не возвратит мне прежнего мира, даже если вернёт меня туда, откуда вырвала... Итак, позвольте мне довести мою повесть до логического завершения...
Мы с Мишкой сидели, как замороженные, хотя, конечно, в головах у нас крутились разные неприятные мысли о том, что Корсаков, наверное, не наш человек и всё ему в нашей стране чуждо и не нравится.
Но мне почти сразу же стало видно, что Корсаков печалится именно из-за того, что его могут не понять, а сам он наш человек, хороший, только с ним случилась какая-то ошибка. Я снова вспомнил, как мы с Мишкой слушали историю про честного чекиста Данилова, и спросил, не спрятался ли бывший Крафт от перегибов.
Он печально покачал головой:
- Вы даже не можете вообразить, насколько я бывший... Но в политику я никогда не лез, Бог миловал! И жил только на жалованье!
Этого он мог бы и не говорить, ведь не на зарплату живут одни расхитители и жулики.
- Это было ещё до революции, - сознался Фридрих Андриянович, то есть Любим Адамович. - А урядник и становой пристав - это вроде как участковые, только сельские и царские.
- Понятно, вроде наших знакомых Клестова и Снегирёва, - сказал Мишка. - Они участковые в посёлке Снегири и посёлке Клесты, знаете такие? Мы с ними расследовали дело о ночных шарах. Они летают, как живые, и светятся.
Корсаков прямо подпрыгнул на стуле и попросил, чтобы мы рассказали про эти шары. Мы рассказали, как вышли с младшим лейтенантом Клестовым на след Андрюшки из архитектурного, Васьки из медицинского и других озорников в остроносых ботинках, и как наш Клестов оказался мировым мильтоном европейского уровня и ничего им не сделал. Корсаков даже огорчился, что всё объяснилось просто, без марсиан.
А я удивился не меньше, только из-за этих шаров забыл спросить. Ведь выходило, что нашему Корсакову очень много лет, если он работал ещё до революции. Правда, люди выглядят по-разному. Порой выясняется, что какой-нибудь лысый дяденька всё ещё где-то учится и готовится к экзаменам. А стройный и сильный человек оказывается, как говорится, ровесником века. Про такого в стихах сказано, что последнюю из школ он отшагал с винтовкой.
Фридрих Андриянович, то есть Любим Адамович рассказал нам дальше, как он переоделся персидским купцом и поехал через подозрительную станицу. Он очень боялся, что там найдутся люди, которые знают персидский язык и персидских купцов лучше него, но всё обошлось. На худой конец Корсаков, то есть Крафт готов был объяснить, что он индийский купец, а в Персии только проездом. Конечно, если бы Крафт не был опытным следователем, он бы ничего не узнал, потому что жители станицы боялись царской полиции. Но Крафт умел, как настоящий разведчик, вытянуть из человека, что называется, всю подноготную и чтоб он сам не понял, как и зачем проговорился.
Станичники понемногу проговорились купцу, что недавно за околицей сел аэростат.
- Аэроплан? - переспросил я.
- Нет, аэропланов тогда ещё не было. Только воздушные шары. Поэтому всё, что летает, называли аэростатами. Просто не знали другого слова. Вернее, даже я не знал. А казаки говорили "машина", потому что машиной называли паровоз.
Мишка внимания не обратил, а я снова очень удивился: ведь я помнил, что аэропланы появились ещё довольно за много лет до революции. Например, Крокодил из старой-престарой сказки, когда его прогнали из Петрограда, вскочил в аэроплан и полетел, как ураган - в Африку. Допустим, при царе и капиталистах всё было отсталым, рожь и пшеницу жали серпами, ходили конки и ездили извозчики, автомобилей и даже простых трамваев не хватало - на них катались только богатые. Но Корсаков - сразу видно, передовой учёный, и главные новости науки и техники должен был узнавать одним из первых.
Корсаков-Крафт поднялся из-за стола, взял с подоконника поднос со стаканами и двумя бутылками боржома, переставил на стол и предложил нам. Я почти не сомневался, что перед нами всё-таки хороший советский человек, но всё равно побаивался: вдруг он всё-таки шпион, а в одной из бутылок яд или кислота? Но Мишка сказал: "Наливайте, большое спасибо!" И мы с ним взяли по стакану боржома, прохладного от окна. Мишка мне потом объяснил, что сомневался в Корсакове гораздо больше моего, но что боржом может быть отравлен - как-то не подумал, потому что бутылки были под жестяными крышками, а насчёт специального шпионского боржома он как-то не сообразил. Корсаков-Крафт проглотил какую-то таблетку и запил боржомом из той же бутылки. Я тоже не сообразил, что таблетка может оказаться шпионским средством от яда, и решил, что пить можно. И немедленно выпил.
Корсаков-Крафт нахмурился, как будто без толку ломал голову над задачей, и рассказал, что небесная машина, по словам станичников, была из серебристого металла и имела форму наконечника стрелы. Из неё вышли смуглые люди в меховых костюмах. Они говорили на непонятном языке и совсем немножко, потому что им было трудно дышать. Их было трое, и все они умерли в тот же вечер. Станичники решили, если сообщить об этом уряднику, становому или исправнику, те скажут, что казаки сами убили немцев, и хлопот не оберёшься. Поэтому немцев они закопали, а машину раздербанили. Из неё вышли железки на ворота и другие полезные в хозяйстве вещи.
- Несколько полос серебристого металла я видел... - сказал бывший царский судебный следователь.
- Это был алюминий? - прищурился Мишка, ведь про роль алюминия в народном хозяйстве нам только сегодня рассказывала в школе.
Крафт покачал головой:
- Это была белая жесть.
Могилу непонятных людей так и не нашли. Дело в том, что закопали их не на кладбище, а подальше от греха. И случилось это года за три до того, как человек из другой станицы проговорился про своих соседей жулику, а тот наябедничал. Тем временем началась война, и многие станичники отправились воевать с турками. Те, кто взялся закопать иностранцев, уже погибли. Крафт остался ни с чем.
Но тут ему последовало новое назначение с повышением.
- Дело было в августе тысяча восемьсот девяносто первого года... - продолжил Корсаков, то есть Крафт, и тут мы с Мишкой догадались, что довести до логического завершения - это значит, рассказать такое, что совсем уж на голову не наденешь.
Крафту к этому времени было уже довольно много лет. Он как раз получил новую звёздочку и стал называться надворным советником. Это звание вроде подполковника, но не для военных.
