Степан, – прямо скажем, дурацкие. Ты представляешь, что будет, если на тебя заявят в полицию?
– А кто тебе сказал, что я собираюсь срывать их лично?
– Ты хочешь, чтобы эфорамки топтали мы? – нахмурился Степан.
– Вот любишь ты, Степа, кидаться из крайности в крайность. Я, вообще-то, имел в виду Самсона.
– Хрю? – удивился хряк, и мы оба уставились на него.
– Кхм-м, – с сомнением выдавил Степа.
– Что скажешь?
– Глупо. А впрочем…
– …Самсон, я тебя очень прошу, отнесись к этому серьезно, – продолжал я увещевать упертого хряка. Самсон ни в какую не желал топтать брошенную ему под копыта эфорамку, и только вертел громадной, лопоухой головой. – Ну что тебе стоит, а? Вот та-ак, видишь? – я опустил сапог на хрупкое устройство. Рамка хрустнула, вдавленная в грязь. – Ничего сложно, правда?
Голова хряка опять замоталась, хлопая ушами.
– А я тебе морковку дам. На! – Я выудил из кармана толстую, короткую морковку с ботвой.
– Погоди, – убрал мою руку Степан прежде, чем Самсон успел вцепиться в морковку зубами. – Вот сделает все как положено и тогда…
Хряк посмотрел на Степана печальными глазами. Топтать какой-то кусок пластика ему вовсе не хотелось, а вот полакомиться морковкой…
– Ну же! – рявкнул я. Терпение мое уже почти иссякло.
Самсон испуганно попятился, уперев толстый зад в забор. Тот закачался.
– Самсон, не смей! – накинулась на хряка Маринка со своим любимым прутиком. – Только же починили.
– Хрю! – возмутился хряк, и я его прекрасно понимал. Жил себе Самсон, не тужил, и вдруг насели на него трое, привязались со всякими глупостями: чего-то там топчи, заборы не вали, прохожих не пугай. И даже морковку не дают.
– Самсон соображает, – сказал я. – Утром деньги – вечером стулья.
– Что ты имеешь в виду? – уточнил Степан, пристально разглядывая честно-унылую морду хряка.
– Жрать он хочет. С утра ничего не ел.
– Вот сделает дело, тогда и…
– А ты сам с голодухи будешь пахать? – я приблизился к хряку и протянул ему морковку. – На, животина, полакомись.
Тот опасливо повел пятачком, косясь на Маринку. Почему-то он побаивался ее. Особенно с прутиком. Потом осторожно взял из моих пальцев морковку, прикусил ее и закатил глаза.
– Все, теперь точно ничего делать не будет. Зря ты дал ему.
– Погоди, – отмахнулся я. – Тоже мне, знаток свиных душ. Вот, кажется, проглотил. Ну? – спросил я у Самсона. – Чего смотришь? Топчи! – и неистово затопал сапогами.
– Хрю! – сказал хряк.
– Перевести? – криво усмехнулся Степан, но я пропустил колкость мимо ушей.
– В общем, так! – предупредил я хряка со всей серьезностью, на какую только был способен. – Слушай меня внимательно: морковки больше не получишь…
– Да! – Маринка сложила руки на груди.
– Заборы ломать больше не будешь.
– Пусть только попробует сломать! – грозно предупредила девочка, поигрывая прутиком.
– За калитку больше ни шагу! И, самое главное, я тебе больше не друг, – я вскинул подбородок и отвернулся.
– Хрю?
– Хау, я все сказал! – бросил я свину через плечо. – Орел свинье не товарищ, образно выражаясь, конечно. А ты еще та свинья.
Хряк, пребывая в крайнем замешательстве, расстроенно оглядел нас по очереди.
– Пустое все это, – сказал Степан, зевнув.
Хряк, словно нехотя или раздумывая над каждым своим шагом, двинулся вперед.
– И глупо! – добавил Степан. – Дурная свинья – агент.
Похоже, его слова стали последней каплей для несчастного Самсона, который никак не мог взять в толк, за что на него все разом ополчились. Он рванулся к вмятой в грязь эфорамки, и, визжа, взялся топтать ее передними копытами, будто мстил за все обиды. А может, так оно и было на самом деле.
– Гениально! – всплеснул я руками и хлопнул в ладоши. Затем вытащил из кармана еще одну морковку и протянул хряку. – Умничка, Самсон. Заслужил.
Довольно похрюкивая, огромный свин принял подачку, а как только прожевал, вновь набросился на эфорамку, полагая, что за подобный пустяк, не стоивший ему особых усилий, его по уши завалят лакомством.
– Э, не-ет! – поводил я пальцем перед его пятачком. – Слишком просто, друг мой. А теперь главное. Слушай и запоминай.
Хряк навострил уши. Уж больно ему хотелось полакомиться аппетитной морковкой.
Я снял с шеи Степана эфорамку и продемонстрировал ее Самсону.
– Эфорамка – плохо! – затем показал морковку. – Морковка – хорошо! – Опять показал эфорамку. – Плохо. – И морковку. – М-м, вкуснотища! – И рамку.
Зубищи хряка клацнули, но я успел отдернуть руку с эфорамкой раньше, чем она превратилась в жеваный пластик.
– Видел? – с видом победителя повернулся я к Степану.
– Здорово! – невольно восхитился тот. – А ну, еще раз.
Я поднес прибор к нервно подрагивающему пятачку Самсона. Хряк дернулся вперед не хуже натасканной легавой, но я опять успел среагировать раньше. А чтобы закрепить приобретенный навык, подсунул Самсону совсем маленькую морковку.
– На, заслужил.
Хряк остался недоволен подачкой, и возбужденно сучил копытами, сгорая от желания получить нечто более существенное.
– А теперь так: ты, Степа, надеваешь рамку на голову, а Самсон…
– Ты чего, умом тронулся? – Степан повертел пальцем у виска.
– А что такое?
– Да он же мне голову оторвет!
– Не, разве что помнет немного. Надевай.
– Да не буду я ее одевать! Сам надевай, – Степан решительно отпихнул мою руку.
– Да ты чего, Степа? Во-первых, я дрессировщик – мне нельзя. А во-вторых, я должен видеть все огрехи и выправлять их.
– Все равно не буду, – уперся Степан и отвернулся.
– Вот как так можно работать, а? – спросил я у Самсона.
– Уи-и! – взвизгнул тот воодушевленно и покивал.
– Да вы не бойтесь, дядя Степа, – влезла Маринка. – Самсон – он безобидный.
– Ты на все сто уверена? – Степан поглядел под ноги, на то место, где из грязи торчали дужки безжалостно уничтоженной эфорамки.
– Вообще-то, он головы не ест, – серьезно заключила Маринка. – Только репу. Еще капусту обожает.
– Вот видишь, Степа! – сказал я. – Ну, потопчет немножко, и всего делов.
– Ага, разве что несильно, – не без сомнения добавила Маринка. Видно, ей забава с эфорамками, разбавлявшая скучную и однообразную деревенскую обыденность, пришлась по душе. – Самую капельку.
– Ну, ладно, – повел плечами Степан. – Только если что, отвечать будете вы.
– Будем, будем, – заверил я Степана, и тот долго, с явным недоверием во взгляде, сканировал мое лицо. Потом выдернул из моих пальцев эфорамку и нацепил на голову.
– Ну, что дальше? – спросил он.
– А дальше… Самсон, взять!
Хряк напрягся, но не двинулся с места, пожирая глазами ненавистный прибор на голове у Степана.
– Морковка, вкусная! – подзадорил я.
Хряк занервничал.
– Ну?! Апорт!
Самсон вздрогнул всем своим тучным телом и бросился на Степана.
– А-а! – завопил тот и вспрыгнул на забор, повиснув на руках. – Я передумал, уберите его, уберите! – Кое-как подтянувшись на
