новшеством всего периода войны. Благодаря ему принудительная мобилизация мужского населения на военные заводы оказалась увязана с закрепленным в законе правом профсоюзных организаций на участие в управлении этими предприятиями. Профсоюзы, которые поддерживали войну и до 1917 года воздерживались от борьбы за интересы трудящихся в каких бы то ни было формах, теперь были официально признаны равноправными партнерами работодателей – это был успех профсоюзного движения, фактически революция в социальной политике Германии. С другой стороны, программа Гинденбурга закрепила принцип увеличения производства без учета затрат, а это в итоге привело к тому, что прибыли «военно-промышленных концернов» (так их стали теперь называть), особенно крупных, росли так же быстро, как и задолженность их единственного заказчика – государства.
В целом программа Гинденбурга принесла германскому правительству больше вреда, чем пользы: ни одна из запланированных целей не была достигнута. В феврале 1917 года было произведено меньше стали, чем летом 1916 года, и только весной 1918 года общий объем производства продукции военного назначения заметно вырос. Запланированное увеличение резервов рабочей силы провалилось. Попытка решить проблему нехватки рабочих-немцев путем привлечения подневольных рабочих из Бельгии и Польши привела, как уже сказано выше, к экономическому и политическому фиаско. Основными эффектами программы стали дезорганизация и пустая трата денег, сырья и рабочей силы. Но главное – стало очевидно, что человеческие и промышленные ресурсы Германии совершенно недостаточны для продолжения этой войны[40].
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОНФРОНТАЦИЯ ВНУТРИ ГЕРМАНИИ
После того как весной 1915 года британский флот замкнул кольцо блокады вокруг Германии, вопрос о том, как это кольцо разорвать, становился все более важным. Германский океанский флот явно уступал британскому и – к отчаянию пропагандистов, вложивших столько усилий в его строительство и прославление, – в море не выходил. Впрочем, некоторым германским кораблям удалось потопить значительное количество британских торговых судов. В особенности подводные лодки добились в этом таких успехов, что в середине февраля 1915 года германское военно-морское командование объявило: отныне каждое торговое судно в британских водах будет атаковано подводными лодками. Такой подход с самого начала был связан со значительными дипломатическими рисками, поскольку противоречил международному праву войны. Последнее относилось, правда, и к британской блокаде, но все же в глазах мировой общественности блокировать доставку товаров – это было не то же самое, что топить торговые суда с сотнями или тысячами гражданских пассажиров на борту. В центре протеста против этой германской политики подводной войны стояли Соединенные Штаты, которые уже хотя бы по экономическим причинам были заинтересованы в том, чтобы продолжать крупные поставки гражданской и военной продукции британцам.
7 мая 1915 года германская подводная лодка потопила британский пассажирский пароход «Лузитания». Это привело к гибели 1198 пассажиров, в том числе 120 американских граждан. Германская сторона утверждала, что на борту корабля находилось большое количество оружия и боеприпасов; это была правда, но США это отрицали и мировая общественность в это не верила. Резкие протесты американского правительства поставили германское руководство перед выбором: либо прекратить подводную войну, либо согласиться на вступление США в войну на стороне врагов Германии. С этого момента вопрос о подводной войне стал в Германии центральным пунктом спора между теми, кто рассчитывал, невзирая на риски, на победоносный мир, и теми, кто искал возможности выпутаться из этой войны как можно быстрее и хотя бы не полностью разгромленными. Вопрос заключался в том, вести ли «ограниченную» подводную войну, то есть войну, ведущуюся по нормам военного права, или «неограниченную», в которой атаке подлежат все торговые суда, включая те, которые ходят под нейтральным флагом. Предположительно, второе означало бы, что США вступят в войну. Столкнувшись с такой альтернативой, правительство Германской империи пошло на уступки и отозвало свои подводные лодки[41]. Однако среди голодающего населения популярностью пользовались любые меры, обещавшие прекращение войны, а значит и голода. Это побудило командование, представителей оружейной промышленности и политических правых усилить давление на рейхсканцлера с целью возобновления подводной войны: это, по их утверждению, был единственный способ добиться быстрого и победоносного окончания войны. Затем, в начале 1916 года, торговые суда снова были атакованы германскими подводными лодками. И снова погибло множество пассажиров, включая американских граждан, и снова Германская империя отозвала свои подводные лодки после американских угроз.
Однако, когда военные события лета 1916 года показали, что на суше Германия, вероятно, уже не сможет решить исход противостояния в свою пользу, агитация за неограниченную подводную войну снова значительно усилилась. Адмиралтейство произвело следующий расчет: с помощью подводных лодок можно было бы топить ежемесячно 600 тысяч брутто-регистровых тонн. Таким образом, Британия была бы поставлена на колени в течение пяти месяцев, и война была бы выиграна и закончена. Кампания за неограниченное использование подводных лодок опиралась на те же соображения, что и программа Гинденбурга, которая была запущена в то же время: если наконец отбросить все сомнения и поставить все на одну карту, то победа будет достигнута за короткое время. Те, кто так думал, выдавали желаемое за действительное, находясь в плену иллюзий и огромных просчетов. Американцев в Германии не боялись: к тому времени, когда они прибудут в Европу, война уже давно закончится, а их транспортные корабли с войсками будут потоплены!
Давление на правительство стало настолько сильным, что рейхсканцлер Бетман-Гольвег видел единственный выход в форсированных дипломатических усилиях по организации мирных переговоров при посредничестве США. После того как осенью 1916 года армиям Центральных держав удалось завоевать Румынию и занять Бухарест, казалось, наступил благоприятный момент для начала мирных переговоров с позиции силы. С одной стороны, представители руководства хотели прозондировать условия для заключения мира путем переговоров и подготовить германскую общественность к такому окончанию войны, которое, возможно, не удовлетворило бы все желания немцев. С другой стороны, провал переговоров мог быть использован как возможность закончить войну военным путем с помощью неограниченной подводной войны.
Но на самом деле серьезные переговоры так и не начались. Центральные державы сопроводили свое предложение о переговорах таким списком территориальных требований – например, речь шла о полном контроле над Бельгией и об аннексии северофранцузских рудных районов, – что страны Антанты с легким сердцем отклонили его. Но они и не были в такой ситуации, когда они вынуждены были бы пойти на переговоры. Хотя в краткосрочной перспективе они находились в худшем положении в военном отношении, но в долгосрочной перспективе все говорило в пользу Антанты и против Центральных держав. Тем не менее американский президент Вильсон заявил о своей готовности выступить посредником в мирных переговорах. Однако германская сторона сразу же вновь сформулировала настолько непомерные
