запросы, что ее противникам не потребовалось дополнительных причин для отклонения американского предложения о переговорах.
В ответ немцы 1 февраля 1917 года возобновили неограниченную подводную войну – под ликование большей части общественности, которая была твердо уверена, что победоносный мир уже близок. И в самом деле, германским подводным лодкам также удалось потопить более тысячи кораблей союзников в 1917 году и, по крайней мере, весной 1917 года превысить планку в 600 тысяч брутто-регистровых тонн в месяц. Но ни одно из ожиданий, связанных с этим, не оправдалось: британская сторона легко смогла компенсировать эти потери. Продовольственные запасы Соединенного Королевства никогда не были под угрозой, а германские потери резко возросли благодаря новой тактике британского флота. И самое главное – что было предсказуемо – Соединенные Штаты вступили в войну. Таким образом, ее исход был де-факто предрешен – не столько из‑за американских солдат, которые не вели активных боевых действий до 1918 года, сколько из‑за неравенства ресурсов. Уже в 1918 году общее производство угля, железа и стали в США в два раза превышало производство всех воюющих европейских великих держав вместе взятых. Неограниченная подводная война, на эффективность которой возлагали надежды не только командование и правые политические силы, но и немалая часть германского населения, оказалась катастрофически неверным решением.
Поэтому поворотный момент, который, казалось, должен был открыться весной 1917 года с внутриполитическим крахом царской России, наступил совершенно неожиданно для Центральных держав. Как и почти во всех воюющих государствах, в России с осени 1916 года усилились волнения. Неудачное наступление русской армии на Западном фронте, но прежде всего растущее недовольство рабочих на оружейных заводах перед лицом лишений и голода создали взрывоопасную ситуацию, которая в марте 1917 года вылилась в революцию. Демонстрация голодающих в Петрограде перешла в восстание, был создан «Совет рабочих и солдатских депутатов», искра восстания быстро перекинулась на другие города, особенно на Москву, и в течение нескольких дней правительство было свергнуто, а царь отрекся от престола. Временное правительство, состоявшее из буржуазных сил, захватило власть, но было вынуждено разделить ее с Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов, который выдвинул лозунг «мира без аннексий и контрибуций»[42]. Этот лозунг пришелся по душе широким массам. Вскоре он распространился по всей Европе и был принят с энтузиазмом, особенно среди рабочих. Это привело крупнейшую европейскую рабочую партию, СДПГ, к внутреннему конфликту, поскольку ее поддержка военного курса правительства империи наталкивалась на растущую оппозицию в ее собственных рядах. Одной из главных проблем вновь оказался вопрос о цели войны. В то время как правые вместе с промышленниками и Генштабом продолжали последовательно рассчитывать только на победу и аннексии, а СДПГ столь же последовательно отвергала аннексионистские цели войны, рейхсканцлер лавировал и избегал делать ясные заявления, потому что он не мог управлять страной ни без поддержки правых, ни без поддержки социал-демократов. Однако развитие событий в России положило конец этой тактике, поскольку петроградский лозунг заставлял занять четкую позицию.
Это же касалось и ситуации внутри СДПГ. Чем дольше длилась война, тем больше она испытывала давление со стороны внутрипартийной оппозиции, которая отвергала поддержку войны и весной 1916 года оформилась в Социал-демократическое рабочее сообщество. В 1916 году впервые прошли массовые пацифистские демонстрации, а политическая линия руководства партии, поддержавшего колеблющегося по вопросу о целях войны Бетмана-Гольвега против Гинденбурга и Людендорфа, подвергалась все большей критике.
Вторым предметом спора стала давно назревшая конституционная реформа. Правительство, контролируемое парламентом, отмена анахроничного трехклассного избирательного закона в Пруссии – эти требования, которые рейхсканцлер Бетман-Гольвег в августе 1914 года хотел отложить до окончания войны, теперь стояли на повестке дня. Три события оказались важными и в долгосрочной перспективе: во-первых, основные партии в рейхстаге, за исключением консерваторов, стали сильнее сближаться: социал-демократы, католики и Прогрессивная народная партия, а в некоторых отношениях даже национал-либералы, образовали неформальный альянс с целью проведения внутренних политических реформ. Во-вторых, это сделало более непримиримой позицию правых, которые отныне радикально отвергали как любую форму «гнилого мира», так и любые изменения в распределении власти в стране; они также начали реорганизацию внутри своих партийно-фракционных структур. В-третьих, в ответ на события в России произошел политический разлом и в левых кругах: была основана Независимая социал-демократическая партия (НСДПГ), в которой объединились противники войны и левые радикалы. Таким образом, в результате этих шагов сформировался политический спектр, который отражал новую структуру и динамику политической жизни Германии: в середине спектра был внутренне разнородный политический центр, который выступал (с разными акцентировками) за парламентаризм, демократическое конституционное государство, социальную политику и мир, достигнутый на основе договоренности (но необязательно также и за республику). Это было в основе своей конституционалистское движение, влияние которого постоянно росло, хотя широкий его состав – от социал-демократов до католиков и либералов разного толка – все еще не был оформлен в надежные структуры.
Кроме того, существовали радикальные правые политические силы, которые, стоя на позициях крайнего национализма, делали ставку на авторитарное правление, домодерную модель общества, господство традиционных элит, особенно военных, а также на обширные аннексии и «победоносный мир», благодаря которому их социально-политические цели должны были получить массовую поддержку населения.
То, что складывалось в левой части спектра, в это время еще не имело внятных контуров. В НСДПГ собрались в основном те, кто отвергал поддержку военного курса руководством СДПГ. Именно война расколола партию, а не предвоенные дебаты о реформах, революции и массовых забастовках. Только после Октябрьской революции в России, осенью 1917 года, стали более заметными революционные силы в НСДПГ, которые хотели преодолеть парламентаризм и буржуазную демократию и заменить их диктатурой рабочего класса. Однако они всегда оставались в меньшинстве.
После возобновления неограниченной подводной войны скорое мирное урегулирование уже не могло быть достигнуто. Вместо этого в апреле 1917 года правительство империи вновь поставило в качестве военных целей далеко идущие аннексии. На недвусмысленное предложение о мире, выдвинутое кайзером в это же время, страны Антанты уже не дали никакого серьезного ответа. Однако теперь основные партии в рейхстаге все чаще стали приходить к согласию относительно общей политики внутренних политических реформ и активизировали усилия по скорейшему заключению мира; «Резолюция о мире» от июля 1917 года стала первым выражением этой тенденции. Она содержала призыв к «миру на основе договоренности и прочного примирения между народами», с которым «несовместимы принудительная территориальная экспансия и политические, экономические или финансовые изнасилования»[43]. Это был поворотный момент. Резолюция была принята без одобрения канцлера и, конечно же, вопреки яростному сопротивлению Генштаба; она внесла коррективы в политику Германии. Конституционалистское движение партий, составлявших большинство
