Эй, малыши, кто хочет понести фонарь?
— Дедушка, я! Дай мне!.. А ты в прошлый раз его нёс! — визжат малыши и затевают возню. В итоге фонарь чуть не гаснет.
— Пусть несёт Дора, — прекращает этот спор старик, и гордая Дора, слегка помахивая хвостом, отправляется вперёд, высоко неся фонарь в вытянутых кверху лапках. Остальные малыши с писком несутся за ней.
— Идёмте, что ль, — говорит старый клыкастый, и мы отправляемся следом за голубым огоньком.
Глава 21. Мужики и мясо… чуете подвох?
Мы возвращаемся на тёмную дорогу, по которой проходили днём, и идём в обратную сторону.
— Куда же всё-таки пропал Марлин? — размышляю я. — Гилберт, что думаешь? Ты как-то напряжён.
— Мы, наверное, сейчас увидим Теодора, — то ли говорит, то ли спрашивает мой друг, заламывая пальцы.
— Не-е, Теодор сегодня не остался, — сообщает старик, и Гилберт поникает. Даже удивительно, отчего это он так волнуется из-за Теодора. Мне тоже любопытно увидеть принца, ведь мы теперь даже в какой-то мере родственники, но Гилберт уж совершенно сам не свой. С чего бы?
Всё-таки нам нужно было выбирать ту дорогу, что пошире, поскольку именно по ней мы и идём дальше.
— Марлин совершенно не разбирается в следах, — ворчу я себе под нос.
— Мне кажется, — хмуро произносит Гилберт, расслышавший мои слова, — что он преследовал какую-то свою цель, ведя нас к озеру. Я уверен, не просто так нас сморил сон. А теперь Марлин будто испарился.
— Думаешь, он всё это подстроил? Как только вернёмся в Город, я с ним серьёзно поговорю!
— В какой такой ещё Город? — оборачивается старый клыкастый. — И думать теперь забудьте. Город ещё, ишь. У нас — лучше! Вот увидите, вам самим больше никуда и не захочется.
И добавляет чуть тише: «А захочется — не отпустим!»
— Марлин просто избавился от нас, — мрачно заключает Гилберт. — Что ты там говорил про огненный шарик?
— Ого, ты готов сражаться? — оживляюсь я.
— Нет, это на случай встречи с Марлином. А выберемся мы с помощью Теодора, раз он приходит сюда.
— Да что вы всё «выбраться» да «выбраться»! — обиженно произносит старик. — Вы хоть поглядите сперва, как у нас всё красиво, вот уж и почти пришли. А Теодор сам просил вас не отпускать.
В это время малыши начинают пищать громче и летят вперёд со всех ног. На дороге становится светлее, и я замечаю, что по обочинам теперь горят небольшие фонари, подвешенные к ветвям. Откуда, интересно, клыкастые берут свечи?
Вскоре лес расступается, и мы оказываемся в удивительной деревушке.
Она размещена на большой круглой поляне, утоптанной и лишённой травы. Поляну тесно обступают деревья, между которыми проложены верёвочные мосты на высоте где-то в два человеческих роста. Присмотревшись, я замечаю хижины у мостов — замшелые, со стенами из веток, они поначалу кажутся единым целым с деревьями.
Посередине поляны стоит большой бревенчатый дом с крышей, густо покрытой свежим мхом и спускающейся до земли. Рядом с домом стоит округлая печь, похожая на ту, в которой Леон печёт свои пирожки. Чуть поодаль находятся небольшие строения из камня и дерева, похожие на башенки, крытые соломой.
Нам навстречу выходит около пяти-шести клыкастых (точнее сложно сказать, поскольку дети начинают сновать между ними с потрясающей скоростью, из-за чего все охают и отступают то туда, то сюда).
— А вот и гости! — радуются клыкастые.
— Покажем им наши дома!
— Я покажу! Я первый!
— А зачем им что-то показывать? Я уже голодный!
— И я голодный! И я!
Мы с Гилбертом на всякий случай встаём ближе друг к другу.
Клыкастые окружают нас, машут лапами, разевают зубастые пасти.
Тут дверь большого дома распахивается, и все замирают как по команде. На пороге возникает крупная старуха, одетая в платье из грубого полотна и белый передник. Из всех клыкастых у неё, пожалуй, самые длинные рога, а лапы достают чуть не до колен. Седые волосы заплетены в две косы на висках и ещё в одну — на затылке (она переброшена на грудь). Крючковатый нос низко спускается к выдающемуся подбородку. Глубоко посаженные красноватые глазки озирают всех собравшихся на поляне.
— И что же это тут за безобразие творится, я вас спрашиваю? — громким басом интересуется старуха и бьёт хвостом по косяку двери.
— Так вот, это… — старик слегка съёживается.
— У нас гости! — вопят малыши и пытаются проникнуть в дом, но старуха каждому даёт по лбу ложкой. Малыши охают, смеются и отступают, держась за лбы.
— Ясное дело, что гости, раз уж мы их ждали, — ехидно произносит старуха. — Я ещё из ума не выжила, что бы вы там ни думали. А чего вы так орёте, чтоб вы были счастливы?
— Так это, — почёсывает макушку между рогами старик, — показать хотели им вот это, и то, и…
— Какие же вы у меня умные, — складывает старуха лапы на груди, — какие заботливые да как хорошо придумали, что голодным гостям понравится бродить в потёмках среди деревьев.
— Да, да, — довольно кивает старик.
— Что «да», олух?! — вскипает старуха. — Я кому, чтоб ты был счастлив, говорила: «Веди их скорее сюда к ужину»? Тебе хоть кол на голове чеши, никогда не слушаешь!
— Так ведь они ж спали как умытые! — оправдывается старик. — Мы вот только пришли!
— Ага! — скалит зубы старуха. — Устроил тут непонятно чего, теперь люди подумают, что мы гостей встречать не умеем!
Она отлепляется от косяка и идёт навстречу нам.
— Как звать-то вас? Ой, а худые-то какие, несчастье прямо.
— Это всё потому, что мы болеем, — со вздохом признаюсь я. — Что-то заразное у нас, и мы наверняка невкусные.
— Вот беда-то какая, — говорит старуха и глядит на моего друга. — Ну а ты что скажешь?
— Я Гилберт, а вот это Сильвер, — сообщает он. — Мы прибыли в эти края, чтобы найти Теодора. С нами были также Брадан и Бартоломео, и верно ли я понимаю, что они сейчас у вас?
— А как же, у нас, — соглашается старуха. — Да у вас небось за весь день маковой ворсинки во рту не было! Вы проходите, накормим вас!
Дом внутри оказывается просторным. У стен стоят длинные лавки, на которых лежат и детские игрушки (кожаные мячики, деревянные грубые фигурки и тряпичные куколки), и наполовину сплетённый коврик из полос ткани, и что-то похожее на вязание, и размеченные куски дерева, из которых начали вырезать непонятно что. Пол у лавок покрывают циновки, сплетённые из травы. Вдоль стен тянутся окна, ставни которых сейчас закрыты.
Посередине дома установлен длинный стол, по сторонам которого тоже стоят лавки. Стол этот
