ещё о связи студентки с известным, любимым многими преподавателем. Такие связи не были редкостью в их вузе, но осуждалось преподавателями и осмеивалось студентами. Вот теперь пришла их очередь быть посмешищем.
— Твою же петрушку, — только и смогла тогда произнести Лиза, обретя первой дар речи, а потом, спустя минуту, запинаясь, спросила: — Как он… попал сюда? Ты его тоже пригласил?
— Лиза, я должен тебе кое о чём рассказать. Дело в том, что Ник — мой брат.
Она ожидала услышать что угодно, вплоть до того, что Романов следил за ними, но только не такую сбивающую с ног новость. Нервно сглотнув, девушка повторила:
— Брат?! Но как это возможно?! У него же другая фамилия, и отчество не Юрьевич, а как у Николая II — Александрович, — вспомнила она первое появление Романова в вузе.
С колотящимся сердцем Лиза ждала объяснений.
— Да, он неродной сын моего отца. Потому у нас разные фамилии, отчества. — И опередив вопрос Лизы о том, почему он раньше об этом не рассказал, Артём продолжил: — Между мной и Ником с самого начала был договор, что никто в университете не должен знать о нашем родстве. Это было условие его учёбы в нашем вузе. К тому же ни ты, ни бабушка, ни Никита не спрашивали, есть ли у меня ещё братья и сёстры.
— Формально да, не спрашивали, но мог бы и сам рассказать.
— Рассказал бы, но позже, — вздохнул Самохин и внимательно посмотрел на девушку: — Всё бы так и было.
Последние слова Артёма выражали уверенность, и Лиза, кивнув, попросила рассказать о брате сейчас, раз уж так случилось, что ей известна эта тайна. И Артём, уже ничего не скрывая, изложил Лизе историю появления в их семье Ника.
У Веры была младшая сестра Виктория. Забеременев в ту пору, когда у Самохиных на руках уже был Артём, она ходила счастливая своей любовью к будущему ребёнку, несмотря на то, что замужем не была и не имела, по её словам, перспективу поменять семейное положение. Больше о будущем отце никто ничего не знал — Виктория молчала как партизан. «Зачала от святого духа», — беззлобно смеялась Вера. Однако имея множество хронических заболеваний, Виктория с трудом вынашивала ребёнка, постоянно находясь на сохранении. Понимая, что при родах может случиться всякое, она взяла с Веры слово, если с ней произойдёт непоправимое, сестра не оставит племянника. И наконец выдала хоть какие-то крупицы информации о любимом: он счастливо женат, успешен, постоянно проживает в Москве, а здесь оказался в командировке, и вряд ли вообще захочет услышать о внебрачном ребёнке. Однако Виктория его очень любит, и если не выживет, то пусть сестра даст ребёнку имя Николай, отчество — настоящего отца, а фамилию оставит их девичью. Так и появился на свет Николай Александрович Романов. Он родился очень болезненным, слабым ребёнком. Вере после смерти сестры пришлось на время уйти с работы, ибо невежественным нянькам, гувернанткам и прочим, каких пруд пруди, она не могла доверить это чудо чудное — родного племянника. Женщина действительно относилась к Нику, как к своему сыну, любила его самозабвенно и очень баловала — это и понятно: кроме Ника у неё никого из ближайших родственников к тому времени не осталось. Когда Ник немного подрос, воспитательные функции возложили и на Артёма, ибо родители считали, что малыш как-то должен социализироваться, но не в детском саду, где бегают сопливые дети и командуют ими тупые тётки — воспитательницы, а рядом с примерным во всех отношениях братом: отличником, книгочеем, эрудитом и вообще образцом для подражания. Если малыш шалил, ломал игрушки, расшибал себе лоб, наказывали Артёма, который и сам-то был старше брата всего-то на пять лет. Когда Самохин услышал историю о том, как маленькая Лиза, насмотревшись мультфильмов о семерых козлятах, выбежала на улицу и странным образом поприветствовала своего отца, то очень удивился факту: Никиту не наказали за то, что он не объяснил сестре, насколько почтительно нужно разговаривать с родителями. За такое бы точно Артёму нагорело. Ему доставалась и за меньшее, к примеру, за капризы Ника. Веру часто навещала подруга и неизменно привозила маленькому Нику подарки, которые с каждым визитом становились всё интереснее и дороже. Но однажды она почему-то передала всего лишь шоколадные конфеты, и Ник закатил истерику, ибо ожидал получить робота eilik. Родители с трудом успокоили мальчика, купив требуемый подарок, но к ответу за инцидент с конфетами привлекли не малыша, а Артёма, ибо он должен был объяснить, что неприлично клянчить подарки. Так это и продолжалось, пока Самохин не взбунтовался, пребывая уже в пубертальном возрасте, и как следствие, не перестал быть тем примером для брата, каким оставался до недавнего времени. Однако, несмотря на то, что в детстве Ник Артёму изрядно надоел и попил немало крови, Самохин его любил и защищал, если того требовали обстоятельства.
— В общем, — сделал вывод Самохин, — я точно так же, как и родители, виноват в том, что Ник вырос шалопаем и бабником, привыкшим получать всё, что захочет.
«На этот раз Романов захотел другую игрушку: не робота, а меня», — усмехнулась Лиза, выслушав исповедь Артёма.
— Но честное слово, человеческого в брате тоже очень много, не такой он и плохой, как может показаться, — добавил Артём спустя время.
Через день после отъезда Самохина по университету поползли слухи, что у преподавателя Артёма Юрьевича и старосты Лизы Бернгардт близкие отношения со всеми вытекающими последствиями. Под вытекающими последствиями подразумевалась её беременность. Но обиднее всего Лизе было слышать интересную версию о том, что она спит с преподавателем за красивые оценки.
Глава 36
Лиза сразу догадалась, откуда дует ветер, ибо никто, кроме Романова, не знал о её отношениях с Артёмом, потому на перемене она, сжав кулаки, подошла к Нику и молча влепила ему пощёчину. Удар не был сильным: Лиза едва могла дотянуться до лица Романова, но он был неожиданным. Ник оторопел, внимательно вглядываясь в обиженные и полные слёз глаза девушки, и смог произнести только одну фразу:
— За что?
Лиза открыла рот, но не затем, чтобы ответить, просто почувствовала, что в лёгких закончился воздух, в ушах застучало и закружилась голова. Бернгардт набрала побольше воздуха и с трудом проглотила комок, перехвативший горло. Наконец она смогла ответить:
— За твой подлый язык, мажорик. Захотелось отблагодарить брата за то, что тот всю жизнь возился с тобой? Мечтаешь испортить ему карьеру? Зря стараешься, насколько мне известно, Артём Юрьевич написал заявление об уходе по собственному
