жизнях благодаря нам самим и с посильной помощью окружающих было. Пришло другое время.
Моя любимая женщина обнимает мое лицо маленькими теплыми ладошками, заглядывает в глаза:
— Время тепла?
— Время любви, детка! Ждал, как я сука долго ждал! Все, теперь не отвертишься… я счастлив до звона в ушах…
Мгновенная паника в глазах и Лада подскакивает:
— Руслан, посиди, я принесу тонометр.
Хохочу в голос, наплевав на то, что мы в больнице:
— Оставь эти глупости, иди ко мне. Все нормально со мной. Более чем нормально. Ох, я же теперь могу тебя не только обнимать, на руках носить, но и целовать постоянно.
Малышка смущается, розовеет вся. Бл*, такая милая.
— Погоди, не здесь же, что скажут…
Зацеловываю ее пунцовое личико и бормочу:
— Насрать. На всех насрать. Я и так «годил» десять лет, Лада. Теперь у тебя долгов супружеских, да с процентами… век не расплатишься.
Она тихонько смеется, садится рядом, прижимается теснее и шепчет:
— Супружеский долг тебе отдавать — моя мечта. Правда, до этого еще далеко.
— Ничего, у нас знаешь, какие есть семейные адвокаты? — улыбаюсь. — Тот чувак, который маме развод добывал — золотой мужик. Все будет быстро, качественно и без проблем. Вот выйдем отсюда, я позвоню бате, пусть поспособствует наведению мостов, так сказать.
— Ой, Руслан, мы здесь, наверное, надолго. Ну, я так думаю. Врач еще не говорил, сколько будет длиться послеоперационный период в стационаре.
Не могу перестать тискать свое сокровище. Очень я вот в этот момент папу Влада понимаю, как он мать из рук почти не выпускает, если оба дома.
Это же невозможно — быть рядом с ней и не касаться. Каждый раз по мне мурашки от любого контакта пробегают. Уверенно успокаиваю Ладу, а сам одной рукой пряди ее перебираю. Кайф!
— Все нормально. Сейчас придет врач, мы все у него и узнаем. И про стационар, и про реабилитацию, и про перспективы. Ты не волнуйся. Мы со всем справимся.
Оладушка моя опять начинает рыдать, уткнувшись мне в плечо.
Нах*, вот какой сукой надо быть, чтобы женщину довести до такого состояния, когда любая поддержка и предложение помощи вызывают слезы?
Тварь наш Бенедикт конченная. Чтобы мать мне ни говорила, но не место нам под одним небом. А раз у меня жена и дочь в ближайшей перспективе, то… надо с батей этот вопрос предметно обсудить. Может и Степан бл* Тимофеевич на что-то сгодится? А то слишком уж много от него беспокойства семье.
Пока мы строили приблизительные планы на ближайшее время, привезли приходящую в себя после наркоза малышку.
Да, таких кукольных детей я видел нечасто, разве что Айку. Но там был подарочный ребенок в гости на пару часов повозиться, а тут вот — твой и навсегда.
Маленькое бессильное тельце, мутные заплаканные глазки и крохотные ручки, которые даже схватить тебя не могут.
Какая же она крошка, ёпта. Не повредить бы ничего случайно. Перекладываю Лизу с каталки на больничную койку, укрываю одеялом, устраиваю Ладу рядом и выхожу из палаты следом за врачом.
У меня есть срочное дело, остальное все потом.
Со всем разберемся. Просто не сразу.
Сначала послеоперационный период, выписка, реабилитация, а дальше уже — счастливая семейная жизнь с женой и ребенком.
Это другая задача, но и она выполнима. Вполне, особенно при таком шикарном бонусе в виде моей сладкой малышки. Реально сладкой.
Справлюсь. Есть ради чего стараться.
Оставив Ладу с Лизой в стационаре для начала на две недели и оплатив им палату повышенной комфортности со свободным посещением, отправился к родителям с докладом.
Пока я вроде молодец?
[1] Колыбельная с просторов Интернета
Глава 48
Маргарита
Насколько я рада была вернуться в родной аквариум от науки, настолько же сильно, но с противоположным знаком меня вдохновляло присутствие мужниного сюрприза.
Договориться было сложно:
— Нет. Либо мы идем туда вместе, либо не идет никто, Марго. Это вопрос твоей безопасности. Ланс пока на больняке, так что это моя забота.
— Пресвятые Просветители, Степан Тимофеевич! В Университете пропускной режим, достойная система охраны.
— Ага. Система охраны — это хорошо. Но недостаточно. Я сейчас, не напрягаясь, минимум три варианта назову, как ее преодолеть. Так что, Цветочек, не скандаль. Ты же не базарная баба, а целый профессор. Собирайся, наряжайся, да поедем.
Поскольку препирательства эти имели место уже после того, как Рус увез Влада в клинику, а к разумным доводам и аргументам «сюрприз» остался глух, я, скрипя зубами, поехала на работу.
О, это был счастливый день для любопытной родной общественности и соседних кафедр. Какой ажиотаж, какой восторг и просто море слюней.
Фурор Степан Тимофеевич произвел, это да.
Николаич крякнул, выдавая временный пропуск, после того как придирчиво изучил предъявленные ему паспорт и удостоверение:
— Да, Маргарита, не ищете вы с Владимиром легких путей.
Пожала плечами, ибо, что тут скажешь, если правда?
Все взрослые люди и все всё понимают.
Пока я разгребала, накопившиеся за почти месяц отсутствия, дела, докладывала Шефу о проделанной работе на выезде и успокаивала своих трепетных магистров с аспирантом, Степан бродил по кафедре, общался с народом, пил кофе из своей огромной термокружки и ни на мгновение не выпускал меня из поля зрения.
И взгляд этот нехороший, напрягал все сильнее.
— Это что еще за кадр, Маргарита Анатольевна? А адресом он не ошибся, бар и фитнес-зал у нас дальше по улице, — попробовала язвить моя подопечная молодежь.
Но поскольку слух у «сюрприза» был отменный, а характер злопамятный, то я попросила юные дарования уняться, от греха.
— Надолго «подарок» к нам? — только уточнил Игорь Александрович, который выглядел из рук вон, но на все наводящие вопросы посылал меня к проректору или психотерапевту: «Если тебе, Рита, вдруг заприспичило побеседовать о смысле жизни…»
Я понятливая, с личным у Шефа не складывается. Молчим. Не отсвечиваем.
Тут свое бы разгрести.
Пара дней, которые я планировала посветить разбору завалов да вхождению в рабочий график, пролетели незаметно, и вот я снова бегаю с лекции на практику, оттуда на коллоквиум, потом на презентацию новых образовательных программ от дорогих коллег. Дальше меня караулят страдающие магистры, а за их спинами унылой каланчей маячит мой нынешний аспирант.
Вечерами, меня у парадного входа, беседуя с Николаичем, встречает старший сын, а дома ждут восторженные и сильно соскучившиеся шахматисты.
Вот такая вот карусель.
И только Степан Тимофеевич, как парт.билет — всегда со мной.
Как же бесит.
Высшего образования у моего «сюрприза» не было от слова абсолютно, но именно от этого же слова происходила его феноменальная уверенность в собственной правоте и неотразимости. И со всей этой прелестью мне приходилось иметь дело ежедневно. И с толпой свежеобразовавшихся поклонниц его.
Добрым словом я вспоминала супруга не раз. Признавая разумность идеи тем не менее к исполнению у меня были вопросы. И претензии.
Только дома, хоть и ненадолго, но можно было расслабиться.
— Мам, вот математика, вот домашка по русскому, стих я выучил, а по окружающему надо сделать какую-то фигню, — обычно радостно приветствовал меня с порога Ник.
Дальше выползал Рус со схемами и планами, ну, и осторожными, такими окольными вопросами про Ладу.
Здесь я держалась стойко, так как ведьмачий чат уже успел все обсудить и спланировать, поэтому старший сын получил четкие инструкции:
— С Ладой все в порядке. Относительно. Сейчас она находится на восстановительном лечении, а дочь готовится к операции. Как только твоя дама сердца покинет стены заведения — поедешь на встречу. Соберись с мыслями. Найди слова. Будь готов принять на свои плечи груз ответственности за них. Будь взрослым, мудрым и терпеливым.
А после мои мужчины баловали меня всякими вкусностями.
Если на ужин была паста в любых видах, значит, на кухне хозяйничал Ник, если жареная картошка и запеченная рыба или креветки — являл нам свое искусство Руслан Владимирович. Остальные кулинарные шедевры выходили из-под золотых ручек дорогого супруга. И был Влад столь убедителен в роли шеф-повара, что его армейский приятель обязательно у нас задерживался, а после цветисто и эмоционально нахваливал и разносолы, и оформление, и подачу. Восхищался обычно иносказательно и таким образом, что я видела, как у Руса кулаки чешутся.
— Мам, задрал он петь про то, какой батя классный, и что мы его не заслуживаем. Что отец без труда будет растащен на сувениры восторженными дамочками, а ты ему совсем не подходишь.
— Милый, выдохни. Ты это понимаешь,
