себя убьёшь!
— Не убью! — ответила Тамара упрямо, держась за пустые ящики, нагромождённые рядом. — Всё хорошо. Мне почти не больно.
— Ты что, без трости ходить можешь?! — изумился Костя.
Тамара качнула головой.
— Не могу. Я просто…
— Ребята, рассусоливать некогда, сейчас наш выход, — сказала им Света. — Тамара, может, не стоит? Ты перенапряглась…
— Я уже дошла сюда. Я вас не подведу.
И она — совершенно не мужественно — зачем-то шмыгнула носом.
Стаккатовцы переглянулись.
Швецова уже ушла со сцены. Её заменил ведущий, начавший объявлять следующих участников. И когда он наконец замолчал, и сцена опустела, Тамара выпрямилась, вытянула шею и твёрдо посмотрела на место на сцене, куда она сейчас должна была дойти.
Всего несколько метров. Ничего серьёзного.
Зал затих.
Тамара нервно вдохнула носом воздух, ни на йоту в себя не веря.
— Давай, ты справишься! — почему-то подбодрила её Нюра.
И Тамара сделала шаг вперёд.
…Она навсегда запомнила момент, когда взору её открылся весь актовый зал Дома Культуры, тёмный, заполненный людьми, и со сцены казавшийся ей необъятным.
Она, скрепя зубы, подошла к стойке с микрофоном. Схватилась за неё, чувствуя, что к ночи ноги будут ныть просто невероятно. И заставила себя открыть глаза, и посмотреть на зал, представив, что все, кто в нём сидят — друзья. Это помогало не слишком бояться.
— ВСЕМ ДОБРЫЙ ВЕЧЕР! — крикнула она в микрофон, не ожидая, что он уже настроен на полную громкость, и динамики по всему залу полыхнули её голосом так, будто здесь разгоралась дискотека. — Кхм.
Несколько детишек на первых рядах шарахнулись, где-то на галёрке заплакал ребёнок.
— Меня зовут Тамара Суржикова!
Она поняла, что начала совсем не с того, что написала ей на листе Света — но постаралась не мешкать и не запинаться.
— Мы — театральный клуб «Стаккато» — представляем вам спектакль… в смысле, кхм. Да, спектакль… Уильяма Шекспира — «Как вам это понравится?»! Это его название! Также мы хотим пригласить к нам всех желающих научиться актёрскому мастерству, если вам от двенадцати до двадцати пяти! Мы расположены в доме возле остановки Сухоложская!.. С-словом… Хорошего вечера! — она хотела поклониться, как это обычно делают актёры, но случайно стукнулась лбом с микрофонной стойкой, от чего зал пронзил сначала гулкий стук динамика, а после — смех.
Тамара стремительно покраснела, чувствуя, как сгорает со стыда, развернулась, чтобы уходить обратно за кулисы и… поняла, что сейчас упадёт.
Её ноги были на пределе, и уже не могли сделать ни шагу.
«Вот чёрт… — подумала Тамара, — если я сейчас упаду…»
Кто-то высокий, подбежав сзади, подхватил её на руки поперёк живота. По бодрому голосу, прозвучавшему в микрофон, Тамара поняла, что это был Серёжа, обратившийся к залу:
— Вечно она у нас отнимает сценарное время! Дамы и господа, прошу любить и жаловать — актёры из «Стаккато»!
11. На сцене и за ней
— Какого чёрта ты меня схватил, я не договорила! — возмутилась Тамара, выдыхая, когда Серёжа, наконец, поставил её на ноги за кулисами. Тот в ответ рассмеялся.
— Ты чуть не рухнула прямо посреди сцены, Многоножка! Скажи спасибо, что я ещё успел, и… и как ты, чёрт возьми, до сих пор на ногах стоишь?!
— С трудом.
Тамара поморщилась, поискав рукой опору, и осторожно присела на коробки.
— Пора начинать, — решительно вздохнула Света, когда на свете потух свет. — Ребят, все кроме Тамары: встаньте в круг.
Когда все сблизились в кучу, она сказала, склонившись:
— Всё, как репетировали, лады? Вы у меня умницы. Давайте зададим жару этим детишкам!
«Жаль, что Агата не увидит, как её пьеса воплощается в жизнь…» — подумала Тамара. До этого момента она чувствовала себя растерянно, но теперь это чувство отступило на второй план: их совместный с ребятами труд наконец-то должен был воплотиться на сцене!..
Свет полностью погас — и через время, когда он зажегся, в полной тишине в разных концах сцены появились Ксюха с Колобком, играющие короля-отца и принцессу-дочь. Из колонок заиграла спокойная вступительная мелодия (Тамара знала, что это была минусовка песни «Welcome to the Black Parade»).
Колобок был одет в коричневый камзол, белые шаровары, кудрявый белый парик с вычурной короной на макушке, и в яркий красный плащ, который где-то у себя дома выудила Нюра.
— Отец, я отправляюсь в странствие, из которого, может быть, не вернусь, — произнесла Розалинда, когда музыка постепенно затихла, уйдя на второй план. — Но цель моя высока и священна: хочу я найти своего суженного, ибо более сил моих нет проводить дни и ночи в этом душном дворце!..
Во время их разговора внезапно на сцену врывался Солнышев в мрачном балахоне Задиры Робби, из колонок за кулисами играла угрожающая и нагнетающая мелодия, а Розалинда усердно (возможно даже слишком) изображала страх и отчаяние. Наконец, когда свет восстановился, король Оселок обнаружил себя на сцене в одиночестве.
— О горе мне!!! — восклицал Колобок, от чего Серёжа с Костей, стоящие рядом с кулисами, прыснули в кулаки. — Мою дочь похитил зловещий колдун Адам! О, кто же сможет спасти её из его коварных лап?!
В этот момент на сцену с разных сторон выбежали Орландо и Оливер, покорно склонившие колени перед королём. Оба они были одеты в туники и трико, и оба немного напоминали Робин Гудов.
— Ваше благородное величество, всё ли с вами в порядке?! — спрашивал один.
— Можем ли мы как-то утешить ваше горе, о благородный король?! — вторил ему другой.
— О два доблестных рыцаря! Зловещий колдун Адам украл мою прекрасную дочь Розалинду!..
* * *
Пока разгоралось первое действие «КВЭП», важная часть запутанной истории происходила за кулисами, поэтому мы также обратим на неё внимание. И центральным героем этой закулисной части явился Ромка Тварин, который в этот вечер явился в Дом Культуры не столько из-за спектакля «Стаккато», сколько из-за стойкого желания кому-нибудь напакостить.
В этот вечер в нём взыграло такое бойкое и задиристое чувство, которое сам он про себя называл «шилом»: оно не давало ему ровно сидеть на месте, заставляло везде заглядывать и всюду лезть, всё трогать и всё портить, ко всем задираться и приставать. И чем больше людям не нравилось — тем Ромке было веселее.
— Эй, дедуль, — он обратился к пожилому мужчине возле гардероба. — Это ведь здесь спектакль сегодня ставят?
«Дедуль» был старым, сгорбленным и морщинистым, как советский изюм. Он посмотрел на Рому оскорблённым взглядом, раскрыв беззубый рот.
— Ты так к своим друзьям обращайся, щенок! Мне всего пятьдесят восемь!..
— И уже еле ходишь, старая развалина.
Захохотав, Ромка повернулся спиной к
