Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Васильевна стала вновь навещать семью. Начался очень медленный процесс сближения:
Как открывается заржавевшая дверь,
С трудом, с усилием, — забыв о том, что было,
Она, моя нежданная, теперь
Свое лицо навстречу мне открыла.
В Тарусу Николай Алексеевич Заболоцкий попал по совету Антала и Агнессы Гидашей, с которыми после знакомства в 1946 году он вновь встретился в Доме творчества в Дубулатах. Гидаши сняли для Заболоцкого домик № 36 по улице Карла Либкнехта. Принадлежал он Грачевым. Дом стоял на вершине холма и был окружен большим, хорошо ухоженным садом. Хозяин отвел поэту две комнаты и террасу. Специально для него сделал в саду скамейку. За садами и крышами виднелась Ока. Перед террасой толклись куры, утки, гуси. Под крыльцом жила маленькая собачка с бородкой. Звали ее Дружок. Все это очень понравилось Заболоцкому и нашло отражение в его стихах.
Городок.
Целый день стирает прачка,
Муж пошел за водкой.
На крыльце сидит собачка
С маленькой бородкой.
Целый день она таращит
Умные глазенки,
Если дома кто заплачет –
Заскулит в сторонке.
А кому сегодня плакать
В городе Тарусе?
Есть кому в Тарусе плакать –
Девочке Марусе.
Опротивели Марусе
Петухи да гуси.
Сколько ходит их в Тарусе,
Господи Исусе!
«Вот бы мне такие перья
Да такие крылья!
Улетела б прямо в дверь я!
Бросилась в ковыль я!
Чтоб глаза мои на свете
Больше не глядели,
Петухи да гуси эти
Больше не галдели!»
Ой, как худо жить Марусе
В городе Тарусе!
Петухи одни да гуси,
Господи Исусе!
Кстати, хозяйка обиделась на эти строки и заметила, что муж пошел за вином по просьбе самого Заболоцкого. Сидя на террасе поэт мог долго смотреть на кур, подсмеивался над петухом, который появлялся из очередного петушьего боя с сильно поредевшим хвостом и разодранным в клочья гребнем. За жилье Заболоцкий заплатил двойную сумму с условием, что никто из дачников здесь больше жить не будет. А домик раньше снимали супруги художники И. И. Чекмазов и В. В. Фаворская, и когда они приехали, им пришлось подыскать другой. Но завязалось новое доброе знакомство. Чекмазов написал портрет Наташи Заболоцкой.
Сентябрь.
Сыплет дождик большие горошины.
Рвется ветер, и даль нечиста…
Закрывается тополь взъерошенный
Серебристой изнанкой листа.
Но взгляни: сквозь отверстие облака,
Как сквозь арку из каменных плит,
В это царство тумана и морока
Первый луч, пробиваясь, летит.
Значит, даль не навек занавешена
Облаками, и значит, не зря,
Словно девушка, вспыхнув, орешина
Засияла в конце сентября.
Вот теперь, живописец, выхватывай
Кисть за кистью, и на полотне
Золотой, как огонь, и гранатовой
Нарисуй эту девушку мне.
Нарисуй, словно деревце, зыбкую
Молодую царевну в венце
С беспокойной скользящей улыбкою
На заплаканном юном лице.
В Тарусе Заболоцкий много работал, любил во всем порядок. Вот как об этом рассказывал хозяин дома Ф. Грачев: «Шибко любил он, во всем чтоб порядок, чтоб чистота, аккуратность, а в особенности — режим. Вставал в одно и то же время, покушает и за работу. Печатная машинка всегда у него стояла заряженная… А писал он шибко много. Но бумажки свои прятал. Все лежало у него открымши — вещи там, комната, деньги завсегда в открытую лежали, а вот бумажки прятал. Бывало, зачнет их в печке жечь, непременно чтоб сам… и пока своими глазами не увидит, что сгорели, — не отойдет… Это чтоб, значит, плохо написанные стихи никому не попадались… Такой был строгий и аккуратный. Замечательный человек. Тут все его в Тарусе любили…». В пять часов начиналось время прогулок. Заболоцкий встречался с Гидашами и Чекмазовыми, несколько раз бывал у Паустовского. Из Москвы к нему приезжали Маргарита Алигер, Борис Слуцкий, Петр Семыкин, Лидия Лебединская. Поэту нравилось бродить по березовым рощам. Ходил не спеша (был уже малоподвижен). Однажды Гидаши пригласили его с дочкой покататься на лодке по Оке. Но когда лодка отчалила, в ней обнаружилась течь. Заболоцкий побледнел и велел грести к берегу. Ему почудились бурные воды Амура и переполненная заключенными тонущая баржа. Больше в речных прогулках он не участвовал и, сидя на скамейке на высоком берегу Оки, лишь взглядом провожал удаляющуюся лодку. Потом с шутками, подражая заядлым козлятникам, играл с Гидашами в домино. Приходил к Заболоцкому и Константин Георгиевич Паустовский. Вместе они ходили на Оку, к парому. «Там весь день шастал и толкался речной народ, — писал в рассказе «Наедине с осенью» Паустовский. — Там можно было узнать новости и наслушаться каких угодно историй. — Прямо «Жизнь на Миссисипи!» — говорил Заболоцкий. — …Стоит посидеть на берегу часа два — и можно писать книгу». «В своих стихах — замечал Паустовский, — Заболоцкий часто становится в уровень с Лермонтовым и Тютчевым — по ясности мысли, по удивительной их свободе и зрелости, по их могучему очарованию». Паустовский любил стихи Заболоцкого, часто повторял строчку: «Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую ночь вдохновенья». «Трудно сказать почему, — признавался Паустовский, — но слова Заболоцкого о краткой ночи вдохновенья вызывают жажду творчества, зовут к созданию трепещущих жизнью вещей, которые стоят на самой грани бессмертия».
Время, проведенное в Тарусе, было для Заболоцкого очень плодотворным. Только чисто «тарусских» стихотворений он написал примерно пятнадцать. Помимо стихов Николай Алексеевич много переводил. В Тарусе он закончил переводить сербский эпос, готовился переводить «Песнь о Нибелунгах». Только за 1957 год он написал более тридцати стихотворений. Микро и макрокосмос слились в творчестве Заболоцкого воедино. В те годы в нашей стране были запущены
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
