министру. На это Хомяков ответил, что он больше не председатель, и посоветовал обращаться к своему товарищу В. М. Волконскому. Последнему Хомяков отправил письмо.
Милостивый государь князь Владимир Михайлович. Не считая для себя возможным далее нести обязанности председателя, покорно прошу Вас доложить о сем в ближайшем заседании. Сегодня мною будет сделано то же заявление в собрании старейшин.
Вечером 4 марта собрались руководители фракций. Обычно пунктуальный Хомяков опаздывал. Войдя, он, не теряя времени, сообщил о своем непреклонном решении покинуть пост председателя. Его уговаривали остаться, но безрезультатно. На смену ему пришел А. И. Гучков.
Как почти всегда случалось, порядки менялись со сменой председателя. Гучков, вопреки сложившейся традиции, предпочитал беседовать с руководителями ведомств в Министерском павильоне, а не у себя в кабинете. Многие заседания Думы Гучков не посещал. Вместо этого он сидел в кабинете и на листочках крошечного формата писал записки министрам, причем так много, что даже было совестно перед курьерами. Приходилось придумывать иные способы пересылки сообщения. Например, записки передавались через дежурного чиновника особых поручений при премьере или же личного секретаря председателя Думы. Гучков и Столыпин разговаривали по телефону несколько раз в день. Председатель нижней палаты часто выполнял роль посредника между Столыпиным и различными общественными группами, организовывал встречи председателя Совета министров с делегациями из провинции. Так, в 1910 году он добился того, что Столыпин принял представителей Кубанского казачьего войска, которые были разочарованы аудиенцией у императора и военного министра В. А. Сухомлинова.
Как уже отмечалось, по результатам кризиса марта 1911 года Гучков ушел в отставку. Октябристам предстояло определиться с кандидатурой председателя Думы. Этому было посвящено заседание 21 марта. Интрига была приблизительно такая же, как год назад, когда избирали лидера фракции.
Выясняется, что за Михаила Мартыновича [Алексеенко] будет баллотировать вся оппозиция, а за Родзянко – все националисты. Сторонники Михаила Мартыновича указывают на его положительные качества: ум, знания, популярность в Думе, настойчивость, трудоспособность, твердость и устойчивость конституционных взглядов, а сторонники Родзянко стараются умалить эти качества и доказать преимущества своего кандидата.
Оппоненты Родзянко возражали:
Да какой же Михаил Владимирович – октябрист? Он скорее националист, и еще неизвестно, кто правее: он или Волконский. Мы даже не можем надеяться на то, что он будет отстаивать народное представительство в Царском селе. По существу, в глубине души своей он такой же правый, как и все, сидящие направо от нас.
В итоге за Алексеенко было подано 58 записок октябристов, за Родзянко – 37. При этом Алексенко категорически отказывался баллотироваться, несмотря на все просьбы и кадетов, и прогрессистов, и мусульман, и поляков. Обсуждение было в самом разгаре, когда Алексеенко появился в дверях. Он сильно волновался. В руках – какая-то бумажка. Он ее судорожно мял. Потом разорвал и бросил на пол:
Я, господа, прошу меня извинить… простить… и не настаивать на том, что я не могу сделать… не в состоянии. Я много и долго думал и, наконец, решил, что мне это невозможно. Отказываться тяжело… неприятно… но тем не менее необходимо. Я благодарю Вас, господа, за доверие, но отказываюсь окончательно.
Никто больше и не просил. Октябристы начали писать записки. В итоге Родзянко взял верх. После некоторых колебаний он согласился баллотироваться. Думские левые были крайне недовольны. Некоторые из них даже планировали поддержать кандидатуру националиста князя В. М. Волконского. Они рассчитывали, что все правые кандидатуры провалятся. Однако так не случилось. Родзянко избрали. Гучков не скрывал разочарования: «Ну, теперь Дума себя похоронила».
Возможность прямого общения с царем на практике заметно расширяла сферу компетенции председателя Думы, который иногда поднимал и «неудобные вопросы», волновавшие депутатов. 24 марта 1911 года, во время своего первого доклада, Родзянко заявил о неправомерности использования 87‐й статьи при издании закона о земстве в Западном крае. В феврале 1912 года он говорил о компрометировавших царскую семью поступках Г. Е. Распутина. В связи с этим 29 февраля к председателю Думы явился дворцовый комендант В. А. Дедюлин и объявил о решении императора возложить на Родзянко подготовку доклада о «старце». Родзянко был столь горд этим поручением, что вскоре распространил сведения о нем по всей Думе, правда, всякий раз подчеркивая необходимость сохранить эту новость в тайне. При этом он так и не приступал к непосредственной подготовке доклада. Прошло около двух недель. Родзянко опять собирался в Царское Село. По словам сотрудников канцелярии,
он, конечно, ничего компрометирующего Распутина не отыскал и, кроме сплетен, ничего рассказать не сумеет. Письменного доклада Родзянко не представляет, а ограничится словесным изложением.
В итоге доклад был составлен чиновниками думской канцелярии. Однако император, возмущенный поведением депутатов (в том числе и касавшихся в своих выступлениях фигуры Распутина), теперь не собирался встречаться с председателем Думы. Николай II написал Коковцову:
Я не желаю принимать Родзянко, тем более что всего на днях он был у меня. Скажите ему об этом. Поведение Думы глубоко возмутительно, в особенности отвратительна речь Гучкова по смете Св. Синода. Я буду очень рад, если мое неудовольствие дойдет до этих господ, не все же с ними раскланиваться и только улыбаться.
Коковцов, желая избежать ненужных последствий, уговорил императора объяснить свой отказ в значительно более мягких выражениях.
И в дальнейшем Родзянко не всегда был приятным собеседником для императора. 18 февраля 1913 года он вновь поднял вопрос о Распутине, говорил о недавних выборах, прошедших с явными нарушениями закона. Кроме того, сетовал Николаю II на правительство, которое практически игнорировало работу Думы, не внося значимых законопроектов, не давая необходимых разъяснений по обсуждаемым вопросам и позволяя себе высокомерный тон по отношению к депутатам. 6 апреля 1913 года Родзянко жаловался императору на министерства, не готовые к рассмотрению государственной росписи, в результате чего представители ведомств являлись на заседания бюджетной комиссии, не знакомые с самыми элементарными вопросами. 24 декабря 1913 года Родзянко во время своего доклада императору критиковал даже внешнеполитический курс страны. При этом он был убежден, что его точка зрения не может быть проигнорирована верховной властью. В октябре 1913 года Родзянко ставил в нижней палате вопрос так: он не станет председателем Думы, если в Царском Селе его не будут «слушать».
По мнению Н. А. Хомякова, Родзянко позволял себе слишком многое. Это было самозванством – принять на себя роль посредника между депутатами и императором. При этом Хомяков забывал, что и его пару лет назад обвиняли практически в том же самом. Будучи председателем и выступая
