от имени всей Государственной Думы, он не мог отречься от своих собственных взглядов и симпатий. По словам Н. В. Савича, позиция думского большинства часто не находила отражения в беседах Хомякова с царем, что вызывало раздражение октябристов и в итоге привело к отставке председателя Думы. Все попытки бюро фракции убедить его отстаивать точку зрения партии хотя бы в Царском Селе были тщетны.
Хомякову были органически противны подпольная борьба и дрязги политических противников, с которыми ему нужно было бороться, если бы он пошел по пути, на который его толкало бюро. Он поступил как избалованный барин – ушел, отряс прах с ног своих.
Личное общение императора и председателя Думы не было бесполезным и для верховной власти. В ходе этих аудиенций император доносил депутатам свое отношение к недавним событиям в Таврическом дворце, например, в апреле 1907 года, когда он убеждал Ф. А. Головина в необходимости пресекать политические демонстрации думских социалистов. Император высказывал и свои пожелания депутатам. 20 марта 1910 года, беседуя с помощником военного министра А. А. Поливановым, Николай II сожалел, что Дума исключила из сметы ассигнования на оркестр балалаечников. «Я у Гучкова (председателя Думы. – К. С.) потребую этих денег», – заключил император. 17 ноября 1912 года Николай II попросил Родзянко, чтобы комиссия, занимавшаяся военными делами, более не называлась Комиссией по государственной обороне, так как это совпадало с именованием подотчетного императору Совета. Такое скромное царское пожелание было вскоре удовлетворено.
Отношение императора к председателям Думы отчасти характеризуется формальными показателями. За I сессию Третьей Думы Хомяков имел пять всеподданнейших докладов; за II сессию – шесть; за III сессию один доклад сделал Хомяков, другой – Гучков; за IV сессию Гучков имел два доклада, Родзянко – один; за V сессию Родзянко дважды докладывал о положении дел императору.
При всем значении аудиенций в Царском Селе председатель Думы намного чаще встречался с главой правительства, от этих отношений во многом зависела успешность работы и представительного учреждения, и Совета министров. При помощи «спикера» премьер-министр оповещал депутатов о предпочтительной очередности рассмотрения правительственных законопроектов. Отсутствие такого плана дезориентировало народных избранников и дезорганизовывало работу ведомств. Опираясь на руководство Думы, Совет министров пытался влиять на ход пленарного заседания. Например, в марте 1913 года В. Н. Коковцов просил М. В. Родзянко, чтобы сведения о поражении турецких войск при Адрианополе были встречены без излишних эмоций.
Министры вполне оправданно придавали большое значение личности председателя. Желая работать с удобными для себя людьми, они в меру своих сил стремились влиять на выборы думского президиума. В начале ноября 1907 года П. А. Столыпин провел целый вечер в обществе Н. А. Хомякова, уговаривая его стать председателем Думы. Премьер-министр чрезвычайно опасался, что во главе нижней палаты мог оказаться представитель правых граф А. А. Бобринский. В марте 1910 года Столыпин настаивал на избрании на эту должность хорошо знакомого ему А. И. Гучкова, когда данная кандидатура казалась сомнительной даже самим октябристам.
М. В. Родзянко не страдал от излишней скромности и чрезвычайно высоко ставил свою должность. Возможно, это приносило свои плоды. В феврале 1914 года И. Л. Горемыкин, через несколько дней после назначения его премьер-министром, первым нанес визит председателю Думы и обещал всяческое содействие нижней палате со стороны правительства.
Председатель Думы находился в двойственном положении. С одной стороны, он имел право всеподданнейшего доклада царю, что высоко ценилось в «правительственных сферах». С председателем считались министры, рассчитывали на содействие при обсуждении законопроектов. С другой – он был почти беспомощен в зале заседаний. Его не слушались депутаты, а тем более фракционные лидеры. Он не мог контролировать ход голосования: это была стихия, которая никому не была подвластна. Он рассчитывал хотя бы в думской канцелярии навести свой порядок. В мае 1912 года Родзянко вызвал к себе руководство канцелярии. Они-то надеялись, что председатель задумался, как бы поощрить сотрудников аппарата. Хмурый вид Родзянко лучше слов развеял их мечты. Председатель был крайне неприветлив: «Что-то грозно начальствующее в духе генералов прошлого столетия представляла вся его мощная, неповоротливая фигура». Он сразу заявил о своем недовольстве поведением канцелярии. Более того, по его разумению, вся Дума была возмущена сотрудниками аппарата:
Члены Думы недовольны тем, что вы присутствуете в зале заседания и тем только мозолите глаза и даром тратите время, а также крайне недоволен непочтительным ко мне отношением многих ваших чиновников. Так, я заметил, что они при встрече на улице мне не кланяются и не уступают дороги. Это крайне невежливо с их стороны и непочтительно к председателю Думы. Поэтому, заявляя вам свое неудовольствие, я прошу вас принять меры к тому, чтобы подобных явлений больше не было.
В канцелярии пожелание Родзянко вызвало недоумение. Один из ее сотрудников Рооп разводил руками:
Как же мы будем кланяться нашему председателю, когда во все пять лет ни разу ему не представлялись и ни разу он не выразил желание с нами познакомиться. Ведь мы собственно с ним не знакомы. Если же нам кланяться ему без всякого представления как начальнику, то может получиться курьезная картина. Сегодня он председатель, и я ему кланяюсь как подчиненный, а завтра Думу распустили, его полномочия кончились, и я ему уже не кланяюсь. Да, наконец, до чего же может дойти такое хамство: сначала заставляет кланяться, а потом и калоши и пальто подавать.
Возмущенный Рооп вспоминал времена Первой Думы. Тогда С. А. Муромцев познакомился с сотрудниками канцелярии. Только после представления всех служащих председатель поехал на аудиенцию к императору. Родзянко вел себя иначе:
Сам никого знать не хочет, а требует себе поклонов и даже какого-то хамского уступления дороги. Что же такое – уж не должен ли я при встрече с ним сходить с тротуара или становиться во фронт.
В ОППОЗИЦИИ
Недолюбливавшие октябристов журналисты без тени сомнения причисляли «Союз…» к правительственному лагерю. Поначалу это было не вполне точно, а потом просто стало ошибочно и даже несправедливо. У октябристов на всех этапах существования их объединения было свое политическое лицо, свои интересы, свои взгляды. Начиная с 1907 года в партии и во фракции обсуждался вопрос о необходимости ухода в оппозицию. Октябристы были недовольны правительственной декларацией от 16 ноября 1907 года. Летом 1908 года в «Союзе 17 октября» ходили толки, что партийная тактика должна коренным образом измениться. 12 июня на квартире Д. Н. Шипова депутаты-октябристы М. Я. Капустин, В. М. Петрово-Соловово, С. И.
