в пустыню Аризоны, о которой ранее упоминал.
Скарсдейл снова и снова упрекал себя за то, что попался в ловушку. Он считал себя ответственным за смерть Прескотта, и, конечно, так оно и было. Но никто не смог бы сделать ничего лучшего в сложившихся обстоятельствах, и если бы наш покойный коллега не поскользнулся, спасая пулемет, решительные действия Скарсдейла и его героическое поведение в момент кризиса, несомненно, позволили бы нам всем выйти сухими из воды. Я сказал ему об этом, но за последний час он ушел в себя и говорил очень мало, лишь бормотал случайные слова, заполняя свою записную книжку, что не переставал делать в самые трудные минуты.
Это само по себе беспокоило меня, и я поддерживал радиосвязь с Ван Даммом — больше для того, чтобы чем-то занять себя, чем с какой-либо реальной мыслью о сохранении нашей обычной рутины. Я, разумеется, поделился с доктором несколько более сдержанной оценкой нашей ситуации. Понятно, что после наших предупреждений Ван Дамм был начеку; что касается Холдена, то его состояние оставалось примерно таким же, как раньше.
Тележка начала казаться нам со Скарсдейлом чем-то вроде обузы. Я думаю, ось ее погнулась, когда тележка ударилась о стену туннеля. Возможно, поломка произошла во время нашего бегства. Так или иначе, теперь мы оба видели в ней проблему, так как груз был тяжелым и без пулемета, и не раз подумывали о том, чтобы бросить часть снаряжения. Как показали дальнейшие события, нам повезло, что мы этого не сделали.
Скарсдейл пошевелился рядом со мной, и в его глазах засветилась искра прежней энергии. Вставая, он неуклюже похлопал меня по колену.
— Простите мою молчаливость, Плоурайт, — сказал он. — Мне нужно было о многом подумать.
— То была не ваша вина, — сказал я, наверное, в десятый раз. — Мы совершили ошеломляющие открытия, и этого, подкрепленного моими фотографиями, должно быть достаточно...
К этому времени я уже поднялся на ноги. Он прервал поток моей речи, яростно покачав головой.
— Нет, нет, — сказал он. — Вы не понимаете. Я вижу, что все это слишком фантастично. В такое невозможно поверить. Какие реальные доказательства мы могли бы предъявить людям? Быть может, теперь и вы поймете, почему я никогда не вдавался в подробности того, что в действительности ожидал найти.
Мы оба навалились плечами на тележку и стали толкать ее перед собой. Наше продвижение было медленным, так как нам также приходилось следить за своим тылом. Мой слух обрел теперь сверхчувствительность, и даже треск рации, связывавшей нас с Ван Даммом, я воспринимал как грубую помеху.
Я ответил Скарсдейлу какой-то банальностью. Но как я мог ответить ему? Конечно, он был прав; что мы могли сказать? Допустим, мы сумеем известить внешний мир о наших открытиях. Даже в этом случае половина предположений Скарсдейла останется недоказанной. Математики, без сомнения, нашли бы способ увязать внутреннюю часть земли с внешними просторами космоса, но я живо представлял себе реакцию средних научных умов, глубоко укоренившихся в библиотеках или лабораториях полудюжины европейских стран. Не то что бы я винил их. Я сам оказался бы в авангарде скептиков, будь я на их месте.
Возможно, скептический взгляд как раз и является правильным, и мы стали жертвами какой-то странной пространственной иллюзии? Самогипноз? Видит Бог, эти темные пещеры любого могли свести с ума. Или, быть может, Великая Белая Бездна, как называл ее Скарсдейл, была достаточно реальна, но представляла собой всего лишь трехмерную полость внутри земной коры, обладавшую такой ослепительной яркостью, что нам казалось, будто она ведет за пределы звезд? Присутствие склизких существ потребовало бы некоторого объяснения, но не исключалось, что они были какой-то подземной формой земных созданий, какой бы омерзительной и зловещей она ни казалась нашим глазам и чувствам.
Мой мозг был занят этими и другими малозначащими мыслями, пока мы, пошатываясь, брели по бесконечному коридору обратно к нашим товарищам. Мы были уже недалеко от них, когда услышали вопль.
Как я могу описать его по прошествии столь долгого времени? Я не решаюсь использовать эти слова, но в вопле звучало нечто ужасающее, словно у кричавшего вырывали из тела душу. Дрожащее эхо этого отвратительного вторжения в тишину еще не успело затихнуть в коридорах, как крик за криком стали сопровождать его. Мои ноги подкосились, и я несомненно упал бы, если бы Скарсдейл не подхватил меня под локоть своей сильной рукой. Я пробормотал какие-то извинения, пытаясь скрыть дрожь в руках и ногах. Я надеялся, что Скарсдейл не разочаровался в моих качествах человека действия; он ожидал от меня многого, но обстоятельства, с которыми мы здесь столкнулись, были настолько странными, а события настолько выходили за рамки обычного опыта, что я, боюсь, являл собой жалкое зрелище. Но он, казалось, ничего не заметил, просто ускорил шаг, перейдя на трусцу, и мы продолжали вдвоем катить тележку по бесконечным туннелям.
Крики стихли и не повторялись, слышался только низкий треск атмосферных помех, когда я снова и снова вызывал Ван Дамма по радио. Затем я услышал слабые звуки револьверных выстрелов; Скарсдейл тоже их услышал и кашлянул, прочищая горло.
— Это звучало как голос Холдена, — мрачно сказал он. — Я имею в виду крик. Твари, по-видимому, обошли нас стороной через боковые туннели. Я надеюсь, что Ван Дамм сумел постоять за себя. Холден определенно был не состоянии помочь.
— Мы будем там через несколько минут, — сказал я. — Как вы думаете, не следует ли нам бросить тележку и поспешить к ним?
— Боже, нет, — сказал Скарсдейл с такой убежденностью, какой я никогда раньше не слышал в его голосе. — Это было бы фатальным. Помните: что бы ни случилось, необходимо оставаться у тележки. В ней наши гранаты и другое тяжелое вооружение. Они — наша единственная надежда, если твари здесь появятся.
К этому времени мы уже несколько замедлили шаг, поскольку на такой скорости начинал сказываться вес тележки. Мы шли в ногу, не говоря ни слова. Мой разум наполнился безымянным страхом, когда свет в туннеле постепенно начал терять свою силу. Тогда мы поняли, что, должно быть, приближаемся к месту, где оставили двух наших спутников. Рация все еще издавала шипящие помехи, и на вызовы, которые я продолжал делать каждые пять минут или около того, никто не отвечал. Мы со Скарсдейлом инстинктивно включили фонари на касках и в их уютном желтом сиянии завершили последний этап нашего путешествия.
Я начал теперь испытывать глубокое
