отвращение к темным туннелям и пытался сохранить спокойствие при мысли о долгих милях коридоров, по которым нам предстоит идти много дней, если мы хотим когда-нибудь выбраться к свежему воздуху и здравому смыслу. Казалось, нам потребовались месяцы, чтобы проникнуть так далеко, и пока мы не сможем воссоединиться с вездеходами, у нас будет мало шансов против наших неуклюжих противников. Я вознес хвалу небесам за то, что мы впервые встретились с ними в ярком свете Бездны: думаю, я неизбежно сошел бы с ума, если бы они напали на нас в чернильной тьме внешних гор или в царивших сейчас вокруг сумерках.
Возможно, они и добрались до Ван Дамма и Холдена окольным путем, но я ни в коем случае не был уверен в том, что это так. Существа, по-видимому, появлялись в подземном комплексе из Великой Белой Бездны и не забредали далеко, если только не владели поразительным искусством маскировки — иначе мы давным-давно обнаружили бы следы их присутствия в городе Кротх или в длинном туннеле, соединявшем нас с внешним миром.
Не исключено, как предположил Скарсдейл, что они вполне способны обойти нас. Но в равной степени Холден, с его напряженными нервами, а теперь и с подорванным физически здоровьем, мог закричать во время медицинской процедуры. Это не объясняло продолжающегося молчания Ван Дамма, но был небольшой шанс, что он мог заметить что-то необычное и отправиться на разведку. Такими рассуждениями я успокаивал себя, пока мы, тяжело дыша, спускались по последнему отрезку туннеля, отделявшему нас от наших спутников.
То, что эти рассуждения не были логичными или последовательными, не имело значения. Я сам частично обезумел от ужаса, пусть и на время; внезапной и чудовищной смерти Прескотта было для этого достаточно — и моей реакцией были лихорадочные попытки внутреннего «я» найти рациональное — даже обычное — объяснение всему, что произошло, каким бы необычным это ни казалось стороннему наблюдателю. Я как раз дошел до этой стадии в своих бессвязных размышлениях, когда Скарсдейл что-то проворчал и потянул меня за руку. Мы оба, как по команде, остановили тележку и автоматически шагнули вперед. Мы достигли того места, где оставили наших спутников. Теперь, когда грохот колес тележки стих, в туннелях, простиравшихся вокруг нас, воцарилась неестественная тишина — только потрескивала рация.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
1
Опять же, я должен быть предельно точен в словах, которые сейчас выбираю, чтобы изложить публике ужасные факты касательно гибели Большой северной экспедиции. Мы были, как я уже сказал, почти на том же месте, где оставили Ван Дамма и Холдена. Первым, что мы заметили в мерцании фонарей на наших касках, был блеск нескольких небольших предметов, лежащих на твердом полу туннеля. Разумеется, к этому времени мы со Скарсдейлом вытащили револьверы, и, поскольку я находился дальше от стены туннеля, я подошел к тележке и наклонился, чтобы осмотреть нашу находку.
Я подобрал несколько пустых гильз и молча передал их Скарсдейлу.
— Это были выстрелы, которые мы слышали, — хмуро сказал Скарсдейл, пряча стреляные гильзы в карман. — Значит, у него было время перезарядить револьвер.
Толкая тележку, мы преодолели оставшиеся несколько ярдов; в этом месте от главного туннеля отходило несколько коридоров, и мы внимательно посматривали на них. Я первым ощутил тошнотворное зловоние, которое становилось все сильнее по мере того, как мы продвигались вперед. Мне было трудно держать себя в руках, и, не будь рядом Скарсдейла, я вполне мог бы пуститься в бегство.
Он, без каких-либо внешних проявлений эмоций, жестом велел мне остановить тележку и своим бычьим голосом бросил в туннель эхо призывного крика. Пока блуждающие отзвуки затихали в милях пещер, мы тщетно ждали ответа от Холдена или Ван Дамма. Скарсдейл позвал их еще несколько раз, и откуда-то издалека донесся негромкий шаркающий звук. Я крепче сжал рукоятку револьвера. Толкая и волоча искалеченную тележку, мы прошли последние сто футов.
Уходя, мы оставили нашим товарищам кое-какие припасы, а также носилки, на которых лежал укрытый одеялами Холден. Теперь мы увидели на полу туннеля скомканные одеяла, а затем и сами носилки, перевернутые вверх дном. От них тянулся след слизеподобных выделений, которые мы уже видели в туннеле, а Ван Дамм в древнем городе Кротх. Я почувствовал, как мое горло сжалось от страха, но не успел я что-либо сказать, как мы со Скарсдейлом почти одновременно увидели Холдена.
К моему огромному облегчению, с ним, похоже, все было в порядке. Он, по-видимому, потерял сознание — возможно, от шока из-за внезапной драмы, заставившей Ван Дамма выстрелить. Он полусидел на одном из маленьких ящиков, которые мы сложили у стены туннеля, его плечо опиралось о стену, а голова опустилась на грудь, как будто он слишком устал, чтобы держать ее ровно. Отпустив тележку, я кинулся вперед и положил руку на плечо моего друга, надеясь привести его в чувство. Скарсдейл что-то крикнул, но его предупреждение прозвучало слишком поздно. Хотя это случилось много лет назад, тот миг леденящего ужаса навсегда запечатлелся в моей памяти.
Ибо фигура Холдена, тонкая, как пергамент, и невещественная, как пустая оболочка, из которой что-то, словно пиявка кровь, высосало все живое, с резким бумажным шелестом отделилась от стены. Она скорчилась у меня в руке, и искаженное ужасом лицо Холдена, с идеально сохранившимися чертами вплоть до волос, глаз и кожи, начало изгибаться и распадаться в колеблющемся желтом свете моего фонаря, в то время как из его приоткрытых губ все время вырывался высокий, пронзительный крик, похожий на шипение вырывающегося воздуха.
И отвратительно и безжалостно выпотрошенная оболочка, некогда бывшая Холденом, скрутилась и развалилась, как омерзительный, надутый воздухом мешок из ткани, которым она и являлась, и похожее на пустую торбу нечто, наконец, превратилось в серый, сморщенный кожистый кошель размером не больше моего кулака, который, несомненно, разнес бы по туннелю любой порыв ветра. Кроме клочка волос, сморщенной кожи и одежды, от нашего друга остались лишь десять ногтей пальцев ног и десять — пальцев рук.
Я впал тогда в визжащее, бормочущее безумие и только полчаса спустя пришел в себя от пощечин Скарсдейла. Я обнаружил, что стою, прислонившись к стене туннеля, а надо мной возвышается бородатая фигура профессора. Он вливал мне в горло неразбавленный бренди, и пока я кашлял и на коленях извергал проглоченное, возвращаясь в сознание, я увидел, как он сделал большой глоток из бутылки. В остальном он казался таким же сильным и невозмутимым, как всегда, когда заботливо помог мне встать. Я
