способен.
- Думаешь, ударят в спину? – задумчиво спросил Хильдеберт. Он проявлял редкостное здравомыслие, когда речь шла о его шкуре.
- Вспомни заговор Суннегизила, - обронила мать. – Ведь многие из них хотели бы этого.
- Проклятье! – ответил ей Хильдеберт, который теребил в задумчивости длинную рыжеватую косу. Файлевба гордо посмотрела на мужа. Если бы не она, жить бы им всем в изгнании, а то и гнить в могиле. – Да, мама, ты права. Надо сначала в своих землях порядок навести. А с Нейстрией мы потом разберемся. Времени у нас полно.
- Ты великий король! – воскликнула Брунгильда. – Твой отец гордился бы тобой!
***
За три года до этих событий. Год 6097 от Сотворения Мира (589 от Р.Х.). Мец. Австразия.
- Ох, хороша! – воспитатель королевских детей Дроктульф покусывал необъятную грудь кормилицы Септимины, которая мурлыкала от удовольствия. – Еще хочешь?
- Да!- почти простонала она. Она любила этого человека. Любила настолько, что извела своего мужа, чтобы быть с ним. Колдунья дала ей то самое зелье, а она подсыпала его в пищу ненавистному супругу.
- Я поговорил с Галломагном(1) и Суннегизилом(2), им нужна наша помощь, - шепнул ей на ухо любимый человек. – Они хотят королев прогнать, а потом править при мальчишке-короле. В золоте купаться будем.
- Да! – она почти ничего не соображала от страсти. – Хорошо, как скажешь! Еще!
Кормилице отводилась своя роль в замысле заговорщиков.Она имела доступ к Хильдеберту в любое время, и ее любили его сыновья. А еще она уже извела одного мужика с помощью колдовства, так почему бы не извести еще одного, если не будет слушаться. При двух младенцах править-то еще сподручнее. План был безупречен, но заговорщики не учли одного: все, что говорит один человек, обязательно услышит другой, а потом продаст услышанное. А потому через несколько дней старая рябая служанка шептала новости в ухо королевы Файлевбы, которая только что потеряла в родах сына. Девчонка была безутешна, но то, что она услышала, мигом прогнало тяжкие мысли.
- Хорошо, я щедро награжу тебя. Но чтобы никому ни слова. Ни единой живой душе! Даже на исповеди! Поняла!
- Да, королева, - преданно смотрела ей в глаза старая служанка, которая прямо сейчас вспоминала, как она вместе с этой зазнайкой драила полы в покоях Брунгильды. Как же она ненавидела эту счастливую стерву! Своими руками задушила бы! Но на лице служанки читались только преданность и обожание.
- Иди! – слабым голосом сказала Файлевба. – И помни, что я сказала!
Служанка ушла, а королева обдумала услышанное. Ничего хорошего ей эта ситуация не принесла бы. Ее должны были изгнать из дворца, отнять детей. Нет уж! Она слишком любила свою новую жизнь. И даже слюнявые ласки своего муженька готова была терпеть ради этого.
- Матушку позовите, - сказала она своей наперснице, которую прогнала из покоев по настоянию доносчицы. – И, побыстрее! Скажи ей, что дело не терпит отлагательства.
Брунгильда пришла быстро, и на лице ее читался гнев. Мало того, что эта девка родила королю мертвого сына, так еще и к себе зовет, словно она ей ровня. Впрочем, смертельная бледность невестки, потерявшей много крови в родах, немного успокоила ее. А ее испуганный вид и вовсе заставил забыть о гневе.
- Все вон! – негромко сказала Брунгильда, которая поняла все без слов. Что-то очень серьезное случилось, иначе невестка не осмелилась бы на такую неслыханную дерзость.
- Нас, матушка, из дворца изгнать хотят, чтобы самим при муже моем править. А ежели противиться будет, то эти люди колдовством его изведут, а сами регентами станут, как Гогон в свое время.
- Кто? - вопрос Брунгильды напоминал удар бича.
- Суннегизил, Галломагн, Дроктульф и Септимина, - ответила Файлевба.
- Вот как? – задумалась Брунгильда, в голове которой сопоставилось сразу несколько фактов. – Так вот как она вдовушкой стала. А я еще удивлялась, что она такая веселая ходит. Словно курятины объелась. Что ж, дочка, спасибо. Век не забуду. Отдыхай пока. Я сама разберусь с этим делом.
Через несколько часов, когда король прискакал со свитой к дворцу, его ждало зрелище, от которого забурлила юная кровь. Раздетые донага кормилица и воспитатель его детей были подвешены за руки к столбам, а палач раздувал жаровню, деловито перебирая стальные пруты и клещи. Его помощник вымачивал в воде кожаные бичи и сейчас проверял инвентарь, осматривая плетения тонкой кожи.
- Матушка, что тут происходит? – изумился он, с интересом разглядывая крупное, пышущее здоровьем и силой тело Септимины. Она выкормила двух его сыновей и должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы ее взяли на пытку.
- А вот сам сейчас и узнаешь, - спокойно сказала Брунгильда, сидевшая в кресле поодаль. Она терпеть не могла подобных зрелищ, ну так и заговоров против нее давно не устраивали. Года три уже как спокойно жила. Нельзя такого рода вещи на самотек пускать. – Начинайте!
Длинные кожаные бичи засвистели, а по ушам ударил пронзительный визг кормилицы. Палачи остановились, но заговорщики молчали.
- Чего стоим? – разъярился король. – Может, вы их гладить еще будете?
Те поняли намек верно, и тот, что сек кормилицу, закрутил бич хитрым финтом и ударил ее немного сверху. Длинный лоскут кожи повис на ее спине, а женщина потеряла сознание от невыносимой боли. На нее вылили ведро колодезной воды.
- Это я убила мужа, - прорыдала она. – Колдовством извела.
- Да плевать на твоего мужа, глупая баба, - сказал ей Ромульф, дворцовый граф Брунгильды. Он уже упустил Галломагна и Суннегизила, и они укрылись в церкви. Граф был в ярости. – Про заговор рассказывай, сука!
Поскольку та молчала, удары посыпались с удвоенной силой, и вскоре спины обоих представляли собой мясо, кое-где прикрытое обрывками кожи. Первой сломалась Септимина, и признания полились из нее потоком.
- Зачем ты в это ввязалась? – брезгливо спросил ее Ромульф. – Чего тебе не хватало, дура?
- Я люблю его, - прошептала кормилица прежде, чем потерять сознание.
- Убить всех! – лицо короля перекосило от гнева.
- Нельзя,
