— Сюда нельзя! — дорогу преградил полицейский. Половину лица закрывал респиратор, а глаза покраснели от усталости и дыма.
Он внимательно следил, чтобы никто не прорвался сквозь оцепление, но не видел того, что я заметила еще в общежитие, на экране ноута. Сейчас я наблюдала это вживую: над домами, касаясь их длинным огненным хвостом, в страхе металась жар-птица.
12.3
C оперения сыпались искры. Подхваченные ветром от ударов крыльев, они вспыхивали, и пламя охватывало очередной дом, пожирая его с невероятной силой. Неудивительно, что пожарные не справляются!
Медицинских машин не хватало: для транспортировки людей использовали любую технику, даже открытые грузовички.
Раненые лежал прямо на земле, на асфальте, траве; вокруг суетились медики, среди которых я узнала студентов нашего училища. Респираторов на всех не хватало, слишком велик оказался масштаб бедствия.
Погасив порыв кинуться на помощь, я отступила, послушавшись постового: пусть медиков и мало, а тех, кто видит причину пожара, еще меньше. Надо найти остальных. Вместе мы что-нибудь придумаем!
Обогнуть оцепление труда не составило: в общей суматохе за дворами почти не следили, мне удалось прошмыгнуть ближе к эпицентру.
Просчитать траекторию полета было невозможно. Паникующая птица металась туда-сюда, рассыпая искры, и пожарные расчеты уже не столько боролись с огнем, сколько старались отрезать его от остальных зданий. Но куда им! Они не видели причину.
Я чуть не столкнулась с бегущей прочь женщиной. Одной рукой она прижимала к себе плачущего ребенка, в другой держала чемодан на колесиках. Он подскакивал на неровном асфальте и норовил перевернуться.
Беглецов было много, очень много. Проследив, куда направилось пернатое, я кинулась вдогонку, перебирая в памяти все, что читала в сказках о жар-птицах.
Оказалось — очень мало. Царевичи получали их уже в клетках, а даже если и нет, то нигде не описывалось, как они их доставали. Разве что в «Коньке-горбунке» Ванька надевал перчатки. Но это авторская сказка, а спросить, посещал ли Ершов Кромку, было не у кого.
А, буду действовать по ситуации!
Птица задержалась над домом, словно присматриваясь к чему-то. Успею?
Влететь в подъезд, промчаться по лестнице. Сердце колотится где-то в районе горла, мешая сглатывать, а легкие разрываются от боли.
Стоило так спешить, чтобы уткнуться в запертый люк! Задвижку блокировал большой висячий замок. Шпильки не было, да и мастерству медвежатника меня не обучали: разве будет пай-девочка, гордость родителей, общаться с «плохими» компаниями? В том, что плохими они были лишь в голове мамы, я начала подозревать только сейчас.
Двери хлопали — люди устремлялись вниз, прихватив нехитрый скарб. Кто-то налегке, кто-то тащил стулья и табуретки, кто-то сжимал в руках переноску с истошно вопящим котом… Под ногами шмыгали крысы. Тоже почуяли опасность? Что здесь делает Прокуда?
Черный меховой шарик прыгал по ступенькам, уворачиваясь от невидящих его людей. А потом исчез на мгновение, чтобы появиться в сопровождении крохотного, мне по колено, бородатого деда. Тот покрутил головой и щелкнул пальцами. Замок покачнулся и остался висеть на раскрытой дужке.
— Спасибо!
Лезть по тонким сварным ступенькам было неловко, но на меня не обращали внимания. To ли Прокуда с домовым глаза отвели, то ли жильцам просто было не до странной девчонки, но вопросов не задавали.
С трудом откинув тяжелую крышку, я забралась в большое и гулкое помещение, засыпанное керамзитом. Железные двери без замков, а там, где их нет, в просветы видно затянутое дымом и огнем небо.
Неужели не успела?
На крышу вели бетонные ступеньки. Ровно три. Запнулась на последней и буквально выпала на черную расплавившуюся поверхность. Жирный дым проникал в легкие, так что хотелось выхаркать его вместе с ними, подошвы кроссовок липли к размягченному рубероиду, и заливающий швы гудрон уже начал гореть.
Над головой пронеслась огненная птица. Жар опалил лицо, показалось, затрещали волосы, спекаясь в однородную массу. Но я не могла оторвать взгляда от ужасающей, и в то же время величественной картины.
Город полыхал. Его краски сменились оттенками серого: от нежного, едва заметного белесого дымка, до густого сизого. Ему вторил оранжевый, обнимая огненными языками дома и деревья, а в рваных просветах дыма иногда прорывалось отчаянно-синее небо.
Но сама птица была куда прекраснее. С пламенем вместо перьев, длинным хвостом и хохолком на голове, она казалась сгустком живой энергии, единственным, что имело право существовать в этом мире. Хотелось рвануться навстречу и утонуть в неистовом жаре.
— Куда, дура! — кто-то оттолкнул от края. Я упала на липкий рубероид, выставив руки. Ладони тут же запекло.
А мужчина уже не обращал на меня внимания. Он отдавал распоряжения:
— Корыто с зерном сюда. Сеть… растягивай между палок, как я учил… Вот так. И воду, воду не забудь!
Одежда выдавала в нем кромешника. Красные сапоги с загнутым носом, бела рубаха, перемазанная в пыли и гудроне, широкий кушак. И окладистая борода до самых глаз, что сверкали зелеными льдинками из-под насупленных бровей.
Помощники были ему под стать, разве что рубахи попроще, да вместо сапог — кожаные чуни. Они деловито сновали, выполняя распоряжения руководителя, а тот вглядывался в небо, приставив козырьком ко лбу руку:
— Давно мечется. Сейчас мы ее, родимую… А ты чего стоишь, рот раззявила? — повернулся ко мне. — Марш в укрытие!
Туда же отправил и остальных. Сам спустился на чердак последним, осторожно протягивая к двери конец длинной веревки:
— Не дышать! Иначе спугнем!
Я послушно зажала рот двумя руками, чем заслужила насмешливые взгляды.
— Цыть, кому сказал!
После злобного шипения воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками пожара. Слишком знакомыми и страшными.
В дверном проеме мелькнуло что-то яркое. Стало жарко. Бородач подобрался, став похожим на подкрадывающегося кота, а потом рванул веревку:
— Есть!
Снаружи разверзся ад.
12.4
В проем то и дела залетали языки огня. Что-то большое каталось и гремело, ударяя о надстройки. Пахло дымом и горящим гудроном, глаза слезились и нечем было дышать.
— Сейчас угомонится, — в голосе поймавшего птицу мужчины слышалось самодовольство. — Устанет и угомонится.
— Хозяин, — отозвался помощник, — не сгореть бы. Пока она успокоится.
— И то верно. Ну, идем?
Все трое вышли прямо в самое пекло. Я выглянула наружу, стараясь не касаться горячих кирпичей.
Воздух нагрелся и дрожал, как над асфальтом в жаркий день. Мужчины, вооружившись железными палками, перекатывали обмотанную сетью птицу в корыто. Блестело разбросанное зерно. Что-то слишком сильно блестело… Я решилась подобраться поближе.
