Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 199
«С начала весны 1953 года индустрик Гагарин проходил производственную практику в вековой давности литейном цехе дореволюционного завода „Серп и молот“ на Астраханской улице в Саратове неподалеку от Детского парка и Аэроклуба на пересекающей Рабочей улице.
9 марта родившемуся на Смоленщине Юрию Гагарину исполнилось 19 лет. Однако личный этот повод не отмечали ни в студенческом общежитии на Мичуринской улице, ни в увитой диким виноградом „американке“ „ПИВО-ВОДЫ“ вблизи перекрестка Астраханской и Шелковичной улиц.
В тот день были Похороны Великого Вождя Советского Народа и руководителя правящей в СССР партии большевиков. ‹…›
Мне не забыть уже оттаявшее, но со снегом под ступеньками крыльцо, на которое я вышел из дедушкиного дома рядом с „пивом-водами“, тяжелые, как пули, капли, срывавшиеся с кромки козырька, когда завыли и загудели беспросветные саратовские небеса, укрытые свинцом и цинком траурной облачности. Я помню, как сжалась и округлилась в облачко моя детская душа от странной и страшной волны, которая не из живота поднялась и не из разума спустилась. Но накатила снаружи вместе с единым гулом заводов, паровозов и пароходов, грузовиков и портальных кранов и принесла не страх животный, а ощущение всенародного горя, государственного, глобально-исторического. ‹…›
Теперь, через десятилетия, я не сомневаюсь, что в недалекой близости, на свежем воздухе рядом с дореволюционной литейкой, слушал траурный вопль кирпичной трубы завода „Серп и молот“ 19-летний Юрий Гагарин.
У меня, 12-летнего пятиклассника из Саратовской школы № 1 Рязано-Уральской железной дороги, сами собой катились по „пионерским“ щекам слезы. Нет, я не рыдал, конечно, не бился в истерике. Но слезы были – это точно. И я не сомневаюсь, что сочились и сбегали извилистые ручейки по „комсомольским“ щекам практиканта завода „Серп и молот“ Юрия Гагарина».
Всё же можно усомниться. Ведь есть прямое свидетельство, записанное со слов Виктора Порохни: «С его именем в наших молодых умах увязывалось многое. Поэтому его смерть, казалось, вырвала у каждого из нас кусочек сердца. Когда с первым утренним боем Кремлевских курантов ворвалось в нашу комнату общежития известие о том, что 5 марта в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров СССР, Секретарь ЦК КПСС И. В. Сталин. Евгений Стешин зарыдал так, что все мгновенно оказались на ногах. Узнав день похорон, мы втроем решили выехать в Москву, но наши намерения группа не одобрила. Несколько поостыв, мы и сами поняли, что поступаем неправильно, так как из-за этой поездки пропустили бы много занятий. Но сам факт порыва еще больше скрепил нашу дружбу. Мы вместе стали мечтать о будущем, об авиации, строить перспективы». Как видите, свидетелю событий запомнился только плачущий Стешин.
Мы не можем, разумеется, сказать, что Гагарин не был огорчен смертью Сталина. Больше того, желание поехать в Москву на похороны говорит обратное. В то же время Юрий был не из тех, кто привык открыто демонстрировать сильные чувства, поэтому наверняка постарался сдержать эмоции, не допустив «извилистых ручейков» на «комсомольских щеках». И, кстати, хорошо, что ребята не поехали в столицу: как известно, во время похорон Сталина, в районе Трубной площади началась давка, приведшая к гибели больше ста человек.
Так или иначе, но жизнь вскоре вернулась в свою суматошную колею. Хотя у Гагарина и его друзей не получилось стать курсантами, предоставленная возможность прикоснуться к авиации пробудила в них надежду когда-нибудь всё-таки сесть за штурвал самолета. Порохня признавался: «Мы стали вместе мечтать о будущем, об авиации. Частые поездки на спортивные соревнования еще больше нас возбуждали: неподалеку от спортивного комплекса „Нефтяник“ находился аэродром, откуда то и дело взлетали самолеты». Возможно, именно тогда, в 1953 году, Юрий Гагарин начал обдумывать варианты смены профессии. И тут нужно понимать, что чем дальше он учился, тем труднее ему было принять решение: очень тяжело перечеркнуть годы усилий, отказаться от карьеры, расписанной в рамках плановой экономики на десятилетия вперед и заведомо успешной. Против него «работали» и прагматические соображения: несмотря на престижность профессии военного летчика, новоиспеченному лейтенанту предстояло пройти большой путь, прежде чем он стал бы зарабатывать хотя бы столько же, сколько зарабатывал мастер литейного производства. Плюс к тому – высокие риски, большая нагрузка, неизбежные переезды из одного дальнего гарнизона в другой. Готов ли он к этому?…
Впрочем, на втором курсе перед Гагариным еще не стоял вопрос «или-или». Зато появились новые поводы для забот. С осени 1952 года в техникум стали принимать девушек – настоящее испытание для молодых половозрелых мужчин, многие из которых всё еще оставались холостыми. До того «индустрикам» приходилось наведываться в Дошкольное педагогическое училище, где обучали будущих воспитательниц детских садов, но, как уверяет Порохня, отношения там были исключительно платонические, сводившиеся к танцам, походам в консерваторию и театры. Теперь же до потенциальных невест было рукой подать, и многие не преминули этим воспользоваться.
Хотя Юрий Гагарин продолжал переписываться с Аидой Лукиной, он увлекся Риммой Сергеевной Миронычевой (ныне Гаврилиной). Чтобы не впасть в грех домысливания интимных подробностей, обратимся к ее собственным воспоминаниям (цитирую по статье Татьяны Столяровой «Первая любовь Юры», опубликованной в газете «Комсомольская правда» 12 апреля 2002 года):
«В 1952–1954 годах Римма вместе с Гагариным училась в Саратовском индустриальном техникуме.
– Как-то стучится к нам в комнату парень: „Мне вот ее“, – вспоминает Римма Сергеевна. – Это Юра, значит, так разговор начинал. Выхожу. Он говорит: „Может быть, погуляем, на Волгу сходим?“ Посмотрела – он какой-то маленький, неказистый. „Не пойду“, – отвечаю. „Ну ладно…“ Потом появляется вновь – приглашает меня в оперный театр. Подумала я… „Не хочу. Голова болит“. И он опять спокойно уходит. Но на протяжении трех этих лет мы постоянно были вместе: занятия, столовая, баскетбольная площадка. Юра же был капитаном баскетбольной команды. Очень юркий, весь такой собранный, ответственный. И при этом улыбчивый, доступный какой-то. Вечно что-нибудь сморозит, ущипнет. Вот только в делах сердечных Гагарину не очень-то везло…
Поняв, что Римма недоступна, он стал ухаживать за хорошенькой украинкой Эммочкой Дьяченко. Девушка она была своенравная: как-то раз за неосторожную шуточку Юрий схлопотал оплеуху. Римма, видевшая это, подскочила: „Что ты, Эмка?!“ „Он знает, что“, – сердилась та.
За самой Риммой уже вовсю ухаживал Коля Гаврилин с литейного, отличный футболист. В итоге вышла Римма за него замуж, и увез Коля ее в Ленинград».
Виктор Порохня рассказывал, что у Гагарина были и другие «варианты»: «Еще была девушка Инна, татарка, хорошая девчонка, не помню фамилии… Не столько Юра за ней бегал, сколько она за ним… Но там, думаю, ничего не могло сложиться серьезного…» То есть в принципе будущий космонавт монаха из себя изображать не пытался, и если оставалось свободное время, то предпринимал попытки завести студенческий роман.
Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 199
