Данные таблицы, приведенной Сидоровым по сводке Упарта, не вполне совпадают с теми, что имеются в «Боевом снабжении» Маниковского и в архивных материалах делопроизводства.
Документ в виде таблицы, опубликованный Сидоровым, в подлиннике имеет другой заголовок («О производительности предметов вооружения с 19 июля 1914 г. по 1 ноября 1916 г.»), и под ним стоит подпись Барсукова. Составлен этот документ на основе другой таблицы, присланной ранее в ГАУ Барсуковым из Ставки в ходе подготовки к конференции союзников (озаглавлена в оригинале «Картина вооружения действующей армии к началу войны, производительность отечественных и заграничных заводов с начала войны до 1 ноября 1916 г. и современное наличие вооружения к этому сроку с имеющимися запасами»). Под ним было предложено подписаться Маниковскому, и поэтому впечатана его фамилия. Приложенные к оригиналу исходные материалы, также доставленные из Упарта от Барсукова в ГАУ (варианты таблицы «Сведение о состоянии главнейших предметов вооружения на фронтах и в запасах»), свидетельствуют о том, что в Упарте не располагали точными данными о наличии вооружения и, поскольку не были в состоянии указать распределение его, вынуждены были устранить в таблице намеченную было разбивку по фронтам. На документе, под которым должен был подписаться Маниковский, сделана помета: «Совсем не сходится с ведомостью] полковника Григорьева на 1 декабря», а сам Маниковский добавил запись: «За верность цифр я поручиться не могу, так как Упарт меня по этой части в курсе не держит». Наряду с позднейшим его суждением о другой справке (для союзников) как «единственном достоверном документе», у Маниковского встречаются обмолвки, из которых следует, что в действительности сведения в справках такого рода подвергались в его ведомстве целенаправленному искажению.[90]
Со своей стороны Ф.Ф. Палицын как представитель Ставки в Военном совете союзных армий во Франции убедился, что пользоваться сведениями Упарта невозможно, «ибо данные Генерального штаба и ГАУ не сходились со сведениями Ставки, в особенности по части тяжелой артиллерии. Но прибыв в Париж, оказалось, что сведения парижские об артиллерийских потребностях расходились со Ставкой и Петроградом», и он, как можно понять, в конечном счете так и не выяснил истинное положение.
Цифры в обоих документах Упарта (исходном и предложенном к подписанию Маниковскому) в основном совпадают, но едва ли вполне достоверны. Взять, например, строку таблицы о 42-лин. скорострельных пушках образца 1910 г. («основном орудии полевой тяжелой артиллерии»). Согласно таблице Упарта, то есть Барсукова (и, соответственно, это же у Сидорова), к 1 ноября 1916 г. в действующую армию поступило 185 таких орудий. Из них 173 якобы дали русские заводы. Непонятно, как это могло произойти, если к концу 1915 г. ни один из заводов в России не имел специального оборудования для изготовления таких пушек; за 1916 г. они произвели 89 шт. (Обуховский, Путиловский и Петроградский орудийный).[91] Эти иные сведения, приведенные в «Боевом снабжении» Маниковского, находят подтверждение в том, что Путиловский завод сдавал 42-лин. пушки начиная с июня 1916 г. — в среднем по 6–7 шт. в месяц без лафетов. Промедление объяснялось тем, что «до сего времени (3 августа. — В. П.) не доставлено и не установлено 48 станков» «из числа заказанных за границей в начале 1915 г. 58 специальных станков для обработки пушек и салазок». Первое испытание путиловских пушек возкой, то есть с лафетами, состоялось в начале октября 1916 г. (по контракту февраля 1914 г. завод должен был начать сдачу с апреля 1916 г.).
Из-за границы, согласно таблице Упарта (и по Сидорову), русская артиллерия получила за время войны до 1 ноября 1916 г. 12 таких пушек, тогда как, по данным делопроизводства, 12 орудий поступили из Франции еще в 1915 г.,[92] (это количество сходится с более поздней, датированной сентябрем 1917 г., сводкой самого же Упарта, но не совпадает с учетными данными французского артиллерийского ведомства об отправке в Россию к декабрю 1915 г. 24 орудий), а с марта по май 1916 г. — 48 сверх того[93]. Таким образом, в таблице Упарта количество полученных из Франции пушек уменьшено в пять раз против действительного.
Недостоверную таблицу, подписанную в конечном счете не Маниковским, а Барсуковым, великий князь не использовал в своем докладе на Петроградской конференции 18 января 1917 г. Этот доклад, как припоминал Лехович, «изумил своей обоснованностью всех… представителей наших союзников», но цифры, произнесенные Сергеем Михайловичем, согласуются не с заготовленной Барсуковым справкой, а с реальным количеством союзнических поставок. О 42-лин. пушках в протокольной записи указано: «4 в дор[оге], 52 прибыл[и], 36 конч[ают] формирование], 16 фор[мируются]». Представить же союзникам общий итог, ясную сводную справку о состоянии заготовлений (как то было задумано первоначально, в ноябре), русское артиллерийское ведомство не смогло. Сначала великий князь пообещал им 18 января, что «будет составлена таблица, которая после проверки Великим Князем будет роздана», а затем 20 января, как записано в том же черновом протоколе, Сергей Михайлович «обещает составить просимые данные к пон[едельнику]-вторн[ику]», но уже по сокращенной схеме: «необходимо]; что требуется из-за гр[аницы] (не хватает)»; это и было исполнено.
