Положение было угрожающее.
Сказать, что я перепугался, было бы слишком слабо.
Я заорал.
Что было мочи.
Меня не заботило, как это воспримут мама с папой и достанется ли мне от них за это. Я знал только одно — это проклятое чудовище уже тянет ко мне свои липкие зеленые щупальца.
Я услышал, как открылась дверь машины.
Огромное облегчение охватило меня. Теперь меня спасут, пожурят и, едва не потеряв, будут ценить больше прежнего.
Продолжая орать, я улыбался.
В ответ на мои вопли прозвучали еще более громкие проклятия в мой адрес со стороны Виски, настолько неподходящие для ушей ребенка, что я не решаюсь их повторить. Я слышал, как они сначала удаляются от меня, затем приближаются. Мои родители рыскали в темноте, высматривая фигуру двух футов ростом, одетую в синий, насквозь промокший и прожженный сигаретой комбинезон. Им в голову не могло прийти, что я свешиваюсь с обрыва.
Материнский инстинкт Элизабет подсказал ей правильное направление. Я видел, как она приближается, и зарыдал от радости. Мама крикнула Виски, и они оба побежали ко мне. Оставалось уже несколько дюймов, чтобы ухватиться за мои протянутые руки, и в этот момент я сорвался.
Я пролетел шесть или восемь футов, а затем капюшон моего комбинезона зацепился за выступавший вверх зубец скалы. Я повис, и мне казалось, что я слышу, как смеется морское чудовище. Посмотрев вверх, я увидел маму с папой, пытавшихся дотянуться до меня, но я понимал, что расстояние слишком большое. Виски бросился к машине, прокричав что-то про чехлы для фотокамер. Мама сказала мне, чтобы я продолжал держаться, но это было бессмысленно, потому что я ни за что не держался.
Дождь усилился, и стало хуже слышно. Я замерз, устал и чувствовал себя глубоко несчастным. Все, чего мне хотелось в этот момент, — оказаться дома, в своей постели и уснуть. Я торжественно поклялся, что если уцелею, то буду самым примерным мальчиком на всем белом свете.
Прошло несколько столетий, и наконец Виски вернулся. Мама уже охрипла, непрерывно крича мне и ему. Теперь, когда и папа был рядом, передо мной блеснул луч надежды. Он отстегнул ремни от чехлов для фотокамер и связал их вместе. Дорога была каждая минута, и, когда мама высказала опасения по поводу его намерения обвязать ее и спустить вниз, он взорвался:
— А что еще ты можешь предложить?! Ждать, пока явится его ангел-хранитель и поднимет его к нам? Как же, дождешься, черта с два. — Он начал обвязывать маму. — Не нервничай, не смотри вниз. Смотри на малыша и крепче держись. Все будет в порядке.
Виски велел маме лечь на живот у края обрыва. Все происходило так быстро, что у нее, очевидно, не было времени как следует подумать.
— Давай. Малыш не может висеть там вечно.
Мама медленно спустила ноги с обрыва.
Мне не видно было ее глаз, но я живо представлял себе, как она испугана, как мечтает оказаться в безопасности. Виски медленно опускал ее. Я видел, как она приближается ко мне и смотрит на меня так, будто хочет убить.
— Не волнуйся, мама сейчас достанет тебя.
Я не знал, как она собирается меня доставать, но полагал, что прежде всего ей надо закрепиться на скале. Она всегда боялась высоты, и я мог оценить всю глубину ее страха по тому, какие большие были у нее глаза, когда она посмотрела вниз.
Она была до смерти напугана.
— Ты еще не дотянулась до него? — донесся до нас голос Виски сквозь ветер, дождь и морской прибой.
— Н-н-н-н-нет, — крикнула она в ответ.
Она была в ужасном напряжении.
Это было видно.
— Так давай же, ради всего святого!
— Опусти еще! — крикнула она. — Тут есть выступ, на который можно встать. — Она была уже совсем близко. — Я думаю, что смогу отсюда достать до него.
— Слава богу, а то ремни кончились.
— Теперь все будет хорошо. Все будет в порядке. Мы поедем домой. — Она снова и снова повторяла мне эти фразы.
Я думаю теперь, что она говорила их, пытаясь внушить уверенность самой себе. Но как она ни тянулась, чтобы схватить меня, у нее это не получалось.
— Я не могу дотянуться, Виски. Он слишком далеко! — Она рыдала.
— Держись, Лиз, мы спасем его.
Посмотрев вверх, я увидел Виски, наклонившегося над обрывом. Он продвигался вдоль края, чтобы оказаться прямо надо мной, и подтягивал ремни к этому цвету.
— Лиз, теперь оставь свой выступ и прыгай к нему. Не бойся, я удержу тебя. Давай, девочка, у нас нет другого выхода.
— Если ты думаешь, что это так просто, то спускайся сам и попробуй! — Она посмотрела на меня. — Только не забудь., когда вырастешь, что я для тебя сделала.
С этой угрозой она кинулась ко мне.
Наконец-то.
Она ухватилась за неровный выступ скалы, на котором я висел, и я почувствовал, как ее руки обхватывают меня за плечи и поднимают. Мы с мамой сидели верхом на выступе, она крепко прижимала меня к груди.
— Я достала его, Виски! Я достала!
Облегчение волной нахлынуло на всех нас.
— Хорошо, Лиз. Теперь я буду потихоньку поднимать вас.
Мама заметно поморщилась, когда ремни натянулись и мы начали подниматься. Подвешенная на ремнях, она вращалась, ударяясь о скалу. Когда мы достигли края обрыва, Виски протянул одну руку и вытащил меня наверх. Я видал, как мамины руки ухватились за край. Но когда Виски довольно бесцеремонно бросил меня в траву, руки вдруг исчезли, и мама вскрикнула. — Ой! Прости, дорогая, это я виноват.
Виски забыл подтянуть ремень, и поэтому мама соскользнула вниз — правда, всего на несколько дюймов.
— Вытащи меня отсюда наконец!
Дернув ремень на себя изо всей силы, Виски подтянул маму наверх, и я увидел, как она счастливо улыбается. Но тут Виски вскрикнул:
— Вот черт!
Он поскользнулся. Ремни ослабли, и я успел увидеть, как улыбка исчезла с лица мамы прежде, чем исчезла она сама.
Виски упал на спину.
Мамин вес тянул его к обрыву.
Я понимал, что он не сможет одновременно удерживать ее и схватиться как следует за мокрую траву.
Я смотрел, как он скользит все ближе к краю.
Я смотрел, как он пытается вцепиться рукой в траву.
Я смотрел, как он исчезает вслед за мамой.
Я посмотрел с обрыва.
Я увидел, как они беспомощно летят прямо в пасть морскому чудовищу.
Я готов поклясться, что они, обнявшись в воздухе, кружились в танце, прежде чем растаять во тьме.
Спустя несколько минут я дополз, мокрый и грязный, до машины. Забравшись внутрь, я спросил себя, как же я буду жить теперь? Без них.
