– Я не встречаюсь с чужими мужьями, Асият, и… не увожу чужих женихов. – Она усмехнулась. – Чужих… Ведь я чужая для тебя, правда? Если бы я сказала, что ты отобрала жениха у своей сестры, это прозвучало бы куда страшнее!
– Ты сама знаешь, что у тебя нечего было отбирать! – Закричала Асият. – Ты вернулась с ребенком, ты спала с турком. Айтек бы тебя не взял!
– Просто ты лишила нас права выбора.
С этими словами Мадина повернулась и скрылась в доме. Асият не последовала за ней. Она подождала, не выйдет ли мать, но та не вышла к дочери, и женщина решила, что Хафиза на стороне Мадины, укравшей сердце Айтека, Мадины, которая не смогла остаться в Стамбуле, не сумела исчезнуть без следа, которая всегда стояла на ее пути.
Айтек быстро шел по тропе. Он не смотрел по сторонам и не замечал ни великолепия снегов, превративших скалистые вершины в мерцающие сказочные дворцы, ни обнаженной красоты гор. Окружающий мир виделся ему пустым и мертвым. К горлу подступал комок, душу наполняла свинцовая тяжесть. Он видел, как они прощались – с объятиями и поцелуями, – видел, как потом Мадина поспешила домой. Она шла так радостно и легко, будто летела по воздуху, не касаясь ногами земли, и на ее лице играла счастливая улыбка.
Айтек с трудом удержался от того, чтобы тут же не сцепиться с янычаром; пристрелить его, изрубить на куски. Несмотря на гнев, он понимал, что следует поступить иначе. Завлечь турка в горы, заставить сразиться, убить, а потом спрятать труп так, чтобы его не нашли даже коршуны и вороны.
Он увидел на тропе человека и остановился в досаде. Ему не хотелось ни с кем встречаться. Это был кто-то из своих; когда тот подошел поближе, Айтек узнал старшего брата Мадины, Азиза, который возвращался домой – неторопливо, спокойно, будто в мирные времена. Мужчины поздоровались.
– Откуда идешь? – Спросил Айтек, пытаясь скрыть свои чувства.
– Проверял силки.
– Хорошее занятие, – процедил Айтек сквозь зубы, и Азиз уловил его тон.
– Тебе по душе что-то другое? – Спросил он. Айтек пожал плечами.
– Просто хотелось бы знать, с каких это пор черкесы стали похожи на стадо овец!
– Что ты имеешь в виду?
– Не понимаешь?! Вспомни, как мы сражались с османами, пытаясь не пустить их в аул! Сколько храбрых воинов тогда полегло! А теперь мы встречаем своих врагов, как дорогих гостей, делимся с ними кровом и пищей! Осталось предложить им наших жен!
Азиз переступил с ноги на ногу.
– Я все помню, Айтек. Мой отец был тяжело ранен, а брат Керим, которому было всего восемнадцать лет, погиб. Но сейчас старики решили, что браться за оружие не стоит…
– Старики выжили из ума, и вы вместе с ними! – Вспылил Айтек. – Тебе мало того, что твоя сестра родила от османа? Хочешь порадоваться еще одному турчонку?
Азиз помрачнел.
– Я не радовался, когда узнал, что Мадина родила от турка. Но Ливан принял ребенка, и мы были вынуждены сделать то же самое. Хайдар – хороший мальчик, и я не жалею… Мадина очень гордая, она ни за что не признается, но мы уверены в том, что над ней надругались.
– Ты не думал бы так, если бы увидел то, что видел я, – заявил Айтек.
– Что ты видел?
– Твоя сестра провела ночь с одним из янычар.
– Я не верю! – Отрезал Азиз.
– Клянусь своей честью, что это правда. Я случайно зашел в пещеру над тропой и увидел там янычара и Мадину. Они лежали голые, крепко обнявшись, и спали. – Он гневно вскинул голову. – Я хочу убить османа! Станешь ли ты мне мешать, ссылаясь на запрет стариков?!
– Не стану, – глухо произнес Азиз. – Я тебе помогу.
– Я не нуждаюсь в помощи, сам справлюсь. Но ты должен знать, что Мадина опозорила семью.
Азиз кивнул. Его губы задергались, он сжал кулаки.
– Теперь знаю. Я готов собрать мужчин. Стоит бросить клич, и они с готовностью возьмутся за оружие! Люди хорошо помнят, сколько горя принесли нам османы! И мы… – Он осекся, вспомнив, как горячо старики убеждали сородичей повременить, не терять головы, какие они приводили доводы, и добавил: – Правда, я не уверен, стоит ли затевать войну из-за женщины…
– Не стоит. Говорю тебе, я сам справлюсь. Но воля Аллаха непредсказуема, и я хочу, чтобы тебе было известно, куда и зачем я иду.
– Я понял, – коротко сказал Азиз. – Удачи тебе, Айтек!
Тот сурово кивнул и продолжил свой путь.
Кое-где на склонах обнажилась прошлогодняя трава, угрожающе торчал почерневший чертополох. Вдали стлались по земле, а затем поднимались в воздух молочно-белые клочья тумана. Ветер усилился; он забирался под одежду и насквозь пронизывал тело.
С неутолимой болью в сердце Айтек вспоминал полную юной прелести, похожую на цветок девушку, ее милую шаловливость, веселый задор, водопад темных волос, ее сияющие глаза, блеск зубов, то и дело сверкавших меж алых губ. Вспоминал развеваемые порывистым горным ветром яркие одежды, словно сотканные из беспечности и счастья, ее смех, ее живость, ее нежность, ее страсть. Вспоминал ту, которую навсегда потерял.
С ранней юности он жил представлениями о том, что мужская природа в корне отличается от женской. Женщина живет повседневностью; ей недоступен взгляд вдаль, она видит лишь то, что ее окружает: дом, семью, мужа, детей. И только сейчас по-настоящему понял, что именно женщина властвует над помыслами мужчины, ибо мысли о ней зажигают огонь в его жилах, пробуждают жажду жизни или делают его существование похожим на предсмертный сон.
Теперь Айтек сполна постиг, прочувствовал до глубины души, чего стоит найти свою истинную любовь в безбрежном океане человеческого мира, осознал цену ее утраты. Обуреваемый желанием мести, он не мог ни измерить силу своей любви к Мадине, ни взвесить тяжесть той боли, которую был готов ей причинить.
В белесоватых лучах зимнего дня проступали угрюмые очертания обнаженных деревьев, домов и хозяйственных построек. Селение было невелико – спустя полчаса Айтек отыскал Мансура.
Тот вышел навстречу, заметил Айтека и вздрогнул: никогда прежде янычар не видел в глазах человека такого глубокого и вместе с тем мрачного выражения.
По телу Айтека с головы до пят пробежал судорожный трепет. Неведомая сила скрестила их взгляды, и Мансур спросил:
– Что тебе нужно?
Он был силен и красив – Айтек вполне мог понять, почему женщины с радостью отдаются такому мужчине. И все же Айтек не мог представить Мадину в объятиях янычара, не мог понять, как можно покориться страсти, пренебрегая любовью.
Черкес коротко произнес:
– Пойдем. Я хочу с тобой сразиться.
Осман пошел – он был безрассуден и смел: это следовало признать. Бой есть бой: если тебя вызывают на поединок, соглашайся без оглядки! Айтек впервые подумал о том, что перед ним не трусливый шакал, а достойный честного сражения воин.