приступа черной меланхолии, которая нередко посещала Эсташа.
Стены помещений лишь частично защищали от холода; без отопления они остывали и впитывали влагу. Правда, в апартаментах сенешаля стены были обшиты досками и занавешены изрядно потертыми коврами, что создавало некоторый уют, и можно было спать, не кутаясь в два меховых одеяла. Эсташ, зная, что в замках обычно бывает холодно, предусмотрительно захватил их из дому.
Но зимой через закрытые окна много не насмотришься. Они были остеклены так называемым «лесным стеклом» – молочно-мутными круглыми пластинами, пропускавшими минимум света. Впрочем, в замках победней их хозяева не могли себе позволить и этого. Вместо «лесного стекла» окна закрывали едва пропускавшими свет, хорошо вычиненными кожами или пергаментом, чаще всего на деревянных рамах, или мехами. От сквозняка щели затыкали соломой или мхом. Это делало и без того сумрачные помещения еще темнее.
Освещение многочисленных помещений дворца было откровенно слабым. К этому приложил свои загребущие руки прежний сенешаль. Вместо дорогих свечей из пчелиного воска он закупил вонючие жировые свечи, изготовленные из коровьих почек и бараньего жира. Пришлось Эсташу освещать замок и хозяйственные постройки (где это требовалось, и где не мог возникнуть пожар) факелами, но они давали слишком много копоти, которая портила ковры и мебель. Дешевле факелов были лишь масляные лампы, но и они сильно коптили и распространяли сильный запах прогорклого жира.
Зимой в замке было не только темно, но и очень холодно. Когда на дворе свирепствовал лютый мороз, все спасались на первом этаже гостевого дома. Каменный камин в зале распространял тепло лишь на несколько шагов вокруг, и то лишь пока горел огонь. Место у огня предназначалось графине и почетным гостям. А удаленные концы зала отапливались железными корзинами с раскаленными углями, дававшими лишь скудное тепло.
Пережив одну такую зиму во дворце, изрядно иззябший Эсташ решил применить свои познания по части отопления, которые он получил в Толедо. По его указанию поварня и жилые помещения были разнесены по разным этажам. Камин в зале гостевого дома был обложен красивой кафельной плиткой из обожженной глины, которая хорошо держала тепло. Кроме того, в одном из помещений на первом этаже дома графини он устроил купальню-бассейн с горячей водой и подогретым полом. За что получил от нее особую благодарность.
А еще Эсташ затеял большую стройку – начал устанавливать в комнатах печи с дымоходом. Это было внове для Булони, в отличие от Кастилии, где такое отопление было известно еще при маврах, до реконкисты.
На печи пошло много денег, к тому же их установку он не обговаривал с графом, это была его идея, и Эсташ немного побаивался, что Рено де Даммартен не оценит рвение нового сенешаля. Ведь деньги шли не только на содержание дворца и почти каждодневные пиршества графини, но еще нужны были и для выплаты довольствия наемникам графа, которые отправились с ним в поход под королевскими знаменами Филиппа II Августа.
Что касается отношений Эсташа с придворными графа, то они были натянутыми. Дворяне считали его выскочкой и глядели на него свысока. Некоторые, особо дерзкие, иногда даже хамили ему, – правда, в завуалированной форме, предполагая, что новый сенешаль недостаточно умен, чтобы понять смысл их речей, – но Эсташ не поддавался на провокации.
По своему обычаю, он ходил в черной одежде, застегнутой на все пуговицы, и практически никогда не улыбался. Его строго очерченное лицо было суровым, взгляд жестким, речь плавная и спокойная. Он никогда не повышал голоса и всегда держал в руках резные четки из какого-то душистого и очень прочного дерева – подарок Абаль. Они помогали ему сдерживать ярость, которая готова была вырваться наружу, когда он в очередной раз встречался с хамством какого-нибудь придворного щеголя.
Каким-то образом во дворце узнали о его прошлом, а также о прозвище, которым наградили Эсташа слуги и вилланы из поместий Баскетов. И вскоре придворные стали называть сенешаля Монахом. Тем более, что он совершенно не интересовался женщинами, которые поглядывали на него с интересом.
Эсташ был высок, широкоплеч, строен и весьма симпатичен. Его несколько бледноватое лицо обрамляли вьющиеся черные волосы, в голубых глазах, казалось, светилось небо, походка была легкой и стремительной, а речь очень грамотной, что не могло не подкупать придворных дам, которые зачитывались рыцарскими романами.
Тем не менее все их женские уловки пропадали втуне – новый сенешаль был изысканно вежлив и не более того. Он не мог забыть свою возлюбленную Абаль. Другие женщины для него просто не существовали.
И все же, как ни старался Эсташ избежать конфликтов, случилось неизбежное. Ему все-таки пришлось скрестить оружие с одним из молодых рыцарей, гостем графини. Его звали Жак ле Февр. Он был влюблен в Аделайн, одну из фрейлин графини. К слову, прелестная хохотушка не раз строила глазки новому сенешалю, однако Эсташ лишь вежливо раскланивался с ней и торопился уйти подальше от соблазнительницы.
Видимо, Жак ле Февр каким-то образом узнал, что предмет его воздыханий неравнодушен к сенешалю, – скорее всего, ему подсказали «доброжелатели» из числа придворных – и он решил разобраться с Эсташем по законам рыцарской чести. А найти повод для поединка не составило труда.
Однажды ле Февр намеренно не уступил дорогу Эсташу, при этом врезался в него всем корпусом.
– Прошу извинить меня, шевалье, – вежливо сказал Эсташ, хотя его вины в столкновении не было.
– Ха! – воскликнул рыцарь. – И это все?
– Да. Если вы не услышали, повторюсь, – прошу меня простить. Столкновение было нечаянным и ни в коей мере не затрагивает вашу честь.
– Ну нет уж! Сеньоры! – обратился ле Февр к сопровождавшим его молодым дворянам. – Надеюсь, вы видели, что этот господин намеренно нанес мне оскорбление?
Ответом ему было молчание. И лишь спустя какое-то время один из дворян пробормотал, что согласен с Жаком ле Февром. Юноши сразу поняли, чего добивается их товарищ, но одно дело – скрестить оружие с ровней, а совсем другое – с самим сенешалем графа.
Однако Жак ле Февр не унимался:
– Впрочем, разве может ответить, как подобает дворянину, это черное пугало огородное? Да и умеет ли сей господин обращаться с оружием? Разве что с метлой, которой подметают двор. – И он раскатисто, с вызовом, расхохотался.
Это уже было прямое оскорбление. Эсташ не расставался с навахой – носил ее скрытно, под одеждой, – но никто не видел его с мечом у пояса. Он специально оставлял меч в своей комнате, чтобы не возникало соблазна пустить его в ход.
– Думаю, придется вас разочаровать, мессир, – сдержанно ответил Эсташ, хотя внутри у него все кипело. – А дабы вы убедились, что я могу держать
