меч в руках, пройдите на задний двор. Там есть удобная площадка для выяснения отношений. Я скоро вернусь…
С этими словами он круто развернулся и быстрым шагом направился в свои апартаменты. Эсташ был вне себя от бешенства. В нем словно прорвалась плотина. От его сдержанности не осталось и следа.
Эсташ появился на ристалище (а площадка на заднем дворе замка как раз и служила для этих целей) во всеоружии. На нем был шлем, короткая мавританская двухслойная кольчуга, у пояса – меч-баселард, а под плащом скрывалась наваха. Щит Эсташ для поединка взял свой любимый – баклер. Он был небольшим, легким, но очень прочным. Орудовать им было одно удовольствие.
Что касается Жака ле Февра, то он явился на ристалище в полном рыцарском облачении, которое со стороны выглядело устрашающе. Но Эсташ лишь скептически ухмыльнулся. В длинной кольчужной рубахе с приклепанными к ней металлическими пластинами, которую шевалье напялил на себя, с железными наколенниками и поножами, защищавшими ноги, хорошо сражаться с противником, сидя на коне. А драться пешим в таком защитном снаряжении еще то «удовольствие».
Эсташ не стал отягощать себя защитой ног. Молодой сенешаль даже не надел латные рукавицы, что было совсем уж необычно.
Нужно сказать, что дворяне, сопровождавшие ле Февра, слегка опешили, увидев сенешаля в боевом снаряжении. До этого в своем черном «монашеском» одеянии он производил впечатление письмоводителя, который нечаянно попал на столь высокий пост, предполагавший несколько иные качества. Ведь во время отсутствия Рено де Даммартена сенешаль обязан руководить военными делами графства и возглавить защитников замка, если это потребуется.
А теперь перед ними стоял грозный воин с выражением лица, не предвещающим Жаку ле Февру ничего хорошего. От широкоплечей фигуры Эсташа, облаченной в сверкающую стальную кольчугу, веяло мощью, а несколько взмахов баселардом, сделанным сенешалем для разминки, подсказали искушенным в боевом искусстве дворянам, что противник у рыцаря очень опасный и превосходно умеет обращаться с оружием.
Поединок начался с натиска ле Февра. Рыцарь надеялся на силу удара своего меча-«бастарда». Этот меч был новинкой и только-только начал входить в арсенал рыцарства.
Его клинок оказался длиннее, нежели у меча Эсташа, да и сам «бастард» был тяжелее, поэтому отражать удары рыцаря было сложно. Но молодой сенешаль старался уводить меч ле Февра в сторону, и тот, промахиваясь, постоянно терял равновесие. Промахи, отбиравшие слишком много сил, злили рыцаря, он старался быть более точным, но когда это удавалось, на пути «бастарда» вставал щит-баклер.
Как и надеялся Эсташ, его противник стал уставать. Большой щит ле Февра в схватке был практически бесполезным, потому как сенешаль не стал уподобляться дровосеку, который изо всех сил лупит топором по стволу дерева, а старался наносить колющие удары. Защищаться от них было нелегко, да и непривычно для рыцаря, которого обучали к беспощадной рубке на силу.
В какой-то момент Эсташ хищно оскалился и отбросил баклер. Он видел, что Жак ле Февр начал изнемогать под тяжестью своего защитного облачения, а значит, наступил момент истины.
Теперь Эсташ совершенно не сомневался, что победа будет за ним. Нужно лишь ускорить события. Он выхватил из-за пояса наваху, и дворяне, которые до этого наблюдали схватку в полном молчании, изумленные мастерством сенешаля, возбужденно загомонили.
Бой с мечом в одной руке и ножом в другой не был нарушением правил. Но все дело в том, что в поединке против тяжеловооруженного рыцаря это мог позволить себе далеко не каждый воин. Никто и представить не мог, что Монах, как за глаза все называли сенешаля, тихоня и скромник, окажется настоящим мастером меча!
Наверное, Жак ле Февр знал, что такое наваха и насколько она опасна в схватке. Нельзя сказать, что он смутился, однако стал значительно осторожней. Теперь щит был для него не помощником, а помехой. Но, похоже, он неважно владел ножом, хотя на поясе у него болтались ножны с кинжалом-квилоном[50].
Но Эсташ не дал ему времени освоиться с новыми условиями поединка. Он впервые в схватке применил «дестрезу» – магическое испанское колесо. Меч и наваха мелькали так быстро, что рыцарь опешил. Он не мог понять, с какой стороны ему ждать разящего удара. А быстрые передвижения Эсташа по кругу вне досягаемости его меча сбивали его с толку, так как почти любой удар ле Февра попадал в пустоту.
Наконец случилось то, чего добивался Эсташ. Рыцарь в очередной раз «провалился», нанося удар мечом, сенешель гибким и быстрым движением сократил расстояние, как это принято в «дестрезе», и его наваха нанесла на полные чувственные губы Жака ле Февра, которыми так восхищались придворные дамы, «испанский поцелуй».
Эсташ уже немного остыл, и убивать рыцаря не хотел. Зачем ему это? Жак ле Февр просто влюбленный глупец; Эсташ сам был в таком положении и уже понял, откуда ветер дует и по какой причине рыцарь решился на поединок, который мог принести ему большие неприятности. Ведь сенешаль не просто дворянин, а персона, облеченная доверием самого сюзерена. А это не абы что. Кто знает, как посмотрит граф на это происшествие…
Рана была несерьезной (правда, тонким ручейком полилась кровь), но французские дворяне хорошо знали, что такое «испанский поцелуй». Они часто общались с басками, мастерами ножевого боя, которые жили на стыке между Испанией и Францией; это ранение считалось у них смертельным оскорблением.
Жак ле Февр тоже об этом знал. При одной мысли, что теперь его миловидное лицо будет обезображено, а значит, успеха у дам ему уже не видать, рыцарь буквально съехал с ума. Отбросив щит, он, как и Эсташ, выхватил свой квилон, и с диким ревом бросился на сенешаля, с намерением не просто убить его, а растерзать, разрезать на куски и скормить псам.
Знал бы этот глупец, что Эсташ видывал и не таких молодцев. В своих пьяных похождениях вместе с Рамоном де Севиллано по Толедо, где ему приходилось драться с многочисленными задирами, Эсташу встречались куда более сильные и опасные противники, много чего повидавшие и немало повоевавшие, в отличие от молодого рыцаря.
Эсташ решительным движением отбросил свой меч, сдернул плащ со своих широких плеч, мгновенно намотал его на предплечье, и остался с одной навахой в руках. Это было немыслимо дерзко! Зрители поединка невольно ахнули.
«Этот сенешель глупец!», – пронесся шепоток. Все знали ле Февра как сильного поединщика, несмотря на его молодость. И такое пренебрежительное отношение к рыцарю не сулило сенешалю ничего хорошего.
И только начальник дворцовой стражи, воин-ветеран, который пришел на звон оружия, который доносился с заднего двора, и долго наблюдал за поединком, сокрушенно
