что это аналогично тому, как ребенок учится бояться враждебного взгляда родителя. После многих случаев сопровождения взгляда физическим наказанием или резким отвержением родитель может в конечном итоге убрать шлепок и добиться того же результата с помощью одного только взгляда. После достаточного количества повторений в раннем детстве такое совмещение может продолжаться всю жизнь, так что родитель будет всегда контролировать ребенка с помощью взгляда. Работая в хосписе, я неоднократно видел умирающих бабушек-одуванчиков, которые все еще могли привести в трепет своих огромных сыновей при помощи взгляда.
Таким образом, взгляд — это мощный триггер, заставляющий взрослых, переживших травму, переживать регрессии страха и унижения своего детства. Многие из моих пациентов не помнят этого, потому что наказание, скорей всего, сопровождало враждебный взгляд только в течение нескольких месяцев, пока они были малышами, прежде чем он стал обусловленным триггером. Кроме того, мало у кого есть какие-то воспоминания до того, как ему исполнится три или четыре года.
К сожалению, враждебный взгляд может продолжать работать даже после смерти родителя. Для этого есть как минимум две причины.
Во-первых, мы инкорпорируем наших родителей в подсознании таким образом, что они могут непроизвольно являться в наших фантазиях и смотреть на нас своим враждебным взглядом, когда мы неидеальны. Это включает в себя “недостатки” в наших мыслях, чувствах или действиях.
К сожалению, я часто вижу этот подсознательный взгляд, отражающийся на лицах моих клиентов в регрессиях, когда они с презрением хмуро смотрят на себя.
И, во-вторых, когда люди неодобрительно смотрят на нас, мы можем неосознанно обобщить, что они так же опасны, как и наши родители. Это то, что случилось со мной в эмоциональной регрессии, которую я описал в главе 1.
Самое худшее в травмировании взглядом в детстве — то, что мы можем ошибочно переносить и проецировать наше воспоминание об этом и на других людей под воздействием триггера. Мы особенно склонны делать это с авторитетными лицами или людьми, которые похожи на наших родителей, даже когда они не награждают нас враждебными взглядами.
Внутренние и внешние триггеры
На первом этапе своего восстановления мы начинаем замечать, что внутренние триггеры еще более распространены, чем внешние. Такие триггеры обычно вызваны неприятным вмешательством внутреннего критика. Как правило, это мысли и визуализации опасности или необходимости совершенства.
Пережившие травму, по-видимому, без причины визуализируют насильника. Более того, они могут на ровном месте разволновать себя до регрессии, просто думая, что не идеально выполняют какую-то задачу. Также они могут напугать себя, перечисляя способы, которыми могут испортить любую предстоящую задачу.
Когда обострена восприимчивость к внутренним триггерам, минимальные ошибки и препятствия вызывают у нас полномасштабную эмоциональную регрессию. Затем мы переходим к поляризованному процессу замечания негатива — постоянной озабоченности недостатками и опасностями. Мы упорно думаем обо всем, что пошло или может пойти не так.
В процессе реабилитации многие пережившие травму изумляются, обнаружив, что большинство их регрессий запускаются изнутри программами внутреннего критика. Мы рассмотрим ниже и в следующих двух главах способы, которыми можем избавить себя от процессов активации внутреннего критика.
Прогрессивное распознавание триггеров
По мере продолжения реабилитации мы становимся все более осведомленными о своих триггерах и избегаем их на практике. Распознавание наших триггеров также помогает нам быстрее перейти в режим управления регрессиями. Предвидение вероятности регрессии позволяет предпринять профилактические меры, как я это делал в упомянутой ранее тревожной ситуации.
Распознать начало действия триггера даже важнее, чем определить сам триггер. Это потому, что иногда регрессия начинается незаметно, постепенно становясь все более интенсивным. Поэтому раннее распознавание поможет заранее предпринять необходимые шаги (см. “13 советов для управления эмоциональными регрессиями”), чтобы снизить интенсивность и продолжительность регрессии.
Для устранения регрессий необходимо восстановление баланса важных биохимических процессов в мозгу и теле, и это требует времени. Например, чрезмерный выброс адреналина может повлечь за собой реакцию отмены вследствие адреналинового истощения, прежде чем сбалансируется функция надпочечников. Снижение интенсивности регрессий путем принятия быстрых мер позволяет быстрее восстановиться нашей физиологии.
Признаки пребывания в эмоциональной регрессии
Мы часто можем оказаться в эмоциональной регрессии, даже не заметив момента флешбэка. Существует множество намеков, которые можно научиться распознавать как признаки того, что мы захвачены регрессиями. Их очень важно научиться распознавать для реабилитации, так как определение нашего опыта как “эмоциональная регрессия” (совет № 1 в управлении регрессиями) часто сразу же приносит некоторое облегчение. Что еще более важно — это указывает нам направление работы над остальными 12 шагами управления регрессиями.
Один из распространенных признаков эмоционального откатывания в регрессию — это то, что мы чувствуем себя маленькими, беспомощными и безнадежно потерянными. В интенсивных регрессиях это усиливается чувством интенсивного стыда, так что мы даже не хотим выходить на улицу или показываться где-нибудь. Чувство уязвимости, нахождения на грани, возможности быстрого и легкого разрушения — еще один аспект регрессии. Также пережившие травму могут заметить испарение любой позитивной самооценки, заработанной с тех пор, как они покинули дом. Это регрессия к годам детства, когда негласные семейные правила запрещали вообще какую-то позитивную самооценку.
Другой типичный сигнал о том, что у нас регрессия, — усиление токсичности внутреннего или внешнего критика. Как правило, это выглядит как увеличение драматизации и катастрофизации, усиление самокритики или критики окружающих. Очень распространенный пример — скатывание в черно-белое мышление типа “всё или ничего”, например способность видеть только плохое у себя и/или у окружающих.
В ходе моей реабилитации среднего уровня я понял: когда я излишне критикую других, зачастую это означает, что я нахожусь в эмоциональной регрессии рядом с моими критичными родителями. Триггером обычно служит какая-то моя нарастающая уязвимость. В ответ я начинал чрезмерно пристально разглядывать недостатки окружающих меня людей, чтобы оправдать мое избегание их и смущение из-за того, что меня видели не в неприглядном виде.
Еще один намек на то, что мы находимся в регрессии, появляется, когда мы замечаем, что наши эмоциональные реакции несоразмерны тому, что их вызвало. Вот два распространенных примера: (1) небольшое расстройство ощущается как чрезвычайная ситуация; (2) минимальная несправедливость ощущается как глобальное издевательство над справедливостью.
В первом случае вы роняете книгу, которую несли, и разражаетесь яростной тирадой ненависти к себе, которая длится часами. Во втором случае относительно безобидная смена водителем полосы движения без включения сигнала поворота вызывает у вас яростное негодование, которое надолго выбывает вас из колеи.
Когда в такие моменты нам не хватает осознанности, мы можем обрушиться на себя со словами отвращения и ненависти или несправедливо наброситься на ни в чем не повинного человека.
С другой стороны, мы можем выбрать здоровое управление регрессиями, определив их как возвращения к реальным ситуациям чрезвычайной опасности и несправедливости нашего детства. Кроме того, мы можем помочь реабилитации, рассматривая эти неприятные регрессии как доказательство
