с боку на бок, уснет по новой. Как знать…
И вот они озираются в переполненном народом зале: все места заняты, гомон, смех, на столах крохотные чашечки кофе, под столами и в проходах ползают детишки – вокзал, переселение народов… Откуда столько взялось? И когда прокрались в ресторан? Ведь он только что открылся! Они что, заранее пришли, ждали, когда распахнут двери?
Распознав недоумение на лице напарницы, Рики улыбнулся уголком рта.
– Для двадцать пятого декабря обычная картина. Все кабаки закрыты, работает кто-то один на несколько кварталов, а кофе нужен всем. Они будут сидеть здесь часами, болтать, встречать знакомых, обсуждать весь прожитый год и неспешно тянуть свою бику.
– Что тянуть?
– Бику. Это эспрессо так здесь называют. А капучино называется «шинеза», «китаянка». Почему – не спрашивай, не знаю. Ты вообще пила когда-нибудь китайский кофе? Они, в смысле китайцы, его вообще пьют?
Продолжая говорить, Рики лавировал между столиками в поисках свободного места.
Пока они добирались до ресторана… Нет, прямо с утра, как вылез из постели – он непрестанно разговаривал с Чико. О чем угодно. Перескакивая с темы на тему. Задавал ей какие-то пустые вопросы, рассказывал что-то и снова спрашивал, видела ли, нравится ли, знает ли… Он не позволял ей отключиться, уйти в себя, тормошил ее словами, не приближаясь ближе чем на метр, насколько позволяла теснота номера.
Идти от гостиницы было не особо далеко. По прямой мимо вчерашней заброшенной фабрики, дальше кварталов пять, пересечь площадь с выключенным фонтаном и высоким конусом рождественской псевдоелки, сейчас при солнечном свете серым и скучным. Пара поворотов по узеньким улочкам-ущельям между трехэтажными, облицованными серым камнем – а может, прямо из этих каменных брусков и сложенных – домов, где из стен вырастают кронштейны с фонарями, а с узких балконов свисает свежевыстиранное белье. Мимо еще одного фонтана с гранитным шаром посреди круглой, заполненной водой ванны и рыцаря в грубых гранитных доспехах с длинным, почти в рост, двуручным мечом монтанте. Наконец они уперлись в высокие, как в настоящем замке, ворота, увенчанные каменным гербом и короной. Возле ворот на состаренной доске было выжжено: «Rés Vés Restaurante».
Они заняли единственный столик, который освободила компания молодых парней, и плюхнулись на стулья, не дожидаясь, пока унесут грязную посуду. На взгляд любого посетителя, место так себе – самый угол у прохода к туалетам и служебным помещениям. Но им в самый раз.
Надо сказать, официантка подошла тут же. Собирая на серебристый поднос стаканы, кофейные чашки и блюдца, спросила о чем-то по-португальски. К удивлению Чико, ее напарник ответил на том же языке и добавил что-то явно смешное – девушка рассмеялась, поднос дрогнул, и стаканы зазвенели рождественскими колокольчиками, будто им тоже стало весело. Уходить девушка явно не спешила, а Рики продолжал ей что-то рассказывать, улыбался, жестикулировал, словно отмахивал от себя ладонями что-то лишнее, ненужное.
Пользуясь моментом, Чико встала и пошла вроде как к туалету. Он был в самом конце, а ближе в узком коридорчике – дверь с надписью по-английски «Staff only». Туда она и сунула нос, едва приоткрыв створку.
– Sorry, where is toilet?[1]
Улыбка далась ей с трудом, а чтобы дрожь в руках была незаметна, она крепко сжала дверную ручку. В маленькой комнатушке стояли трое, один из мужчин, обернувшихся к ней, был рыжеватым блондином. Тот самый, из отеля «Пикадилли»? Тот, от кого они прятались на табачной фабрике? Персик, как она его обозвала. Он равнодушно скользнул холодным взглядом по заглянувшей туристке и буркнул:
– Down the hall.[2]
Еще раз извинившись, Чико закрыла дверь.
Она была удивлена. Настолько, что сама почувствовала, как брови поползли вверх. Но не Персик поразил ее. Застать его здесь было вполне ожидаемо. Обескуражило другое. Там, в этом кабинетике, предназначенном для менеджера или бухгалтера, все было разгромлено: битый монитор валялся на полу, детали раскуроченного компа тоже, из стеллажа вывалены папки. Повсюду разорванная мятая бумага, облитая чем-то кроваво-красным, судя по запаху, портвейном. Кто-то порезвился здесь рождественской ночью. Кто? Ее братец? Пришел, влез в систему, пошуровал там, а потом раскурочил ящик, устроил бардак? Зачем? Для мести мелковато. Хотел, чтобы заметили его взлом? Чтобы у них, кем бы ни были эти «они», не осталось сомнений, что это он? Подписался?
Об этом можно подумать позже. А сейчас надо сматываться. Ее Персик уже видел. А может, еще и Рики заметил там, в холле «Пикадилли», возле стойки администратора. Нельзя, чтобы он увидел их обоих, сопоставил и понял, что они вместе.
– Уходим.
Объяснять она не стала, но по ее лицу Рики понял, что спрашивать о причинах сейчас не стоит. Бросив мелочь на стол, он поднялся и пошел вслед за почти бегущей напарницей.
В дверях они столкнулись с подростком, распихивающим по пластиковым кармашкам рекламной стойки небольшие афишки. Одну из бумажек он сунул Чико в руки, и она автоматически сжала листок в кулаке.
На улице Чико быстро пошла вперед. Ей было не важно, в какую сторону идти, главное – подальше от этого «Реш Веша». Бегство, оправданное обстоятельствами, было спасением, в пустоте улицы ей стало легче.
Проходя мимо ресторанного окна, оглянулась. Внутри, возле оставленного ими столика с исходящими паром чашками, стоял Персик. Он смотрел прямо на нее. Или ей показалось?
– Что там у тебя? – Рики указал на смятую афишку.
Чико, отдышавшись, с удивлением посмотрела на зажатый в кулаке листок. Они встали за спиной каменного рыцаря. С улочки, по которой они удирали – другого слова и не подберешь, именно удирали, драпали из ресторана, – их было не видно. Им же был доступен полный обзор площади и всех выходов на нее.
– Мальчишка сунул.
Она огляделась в поисках урны, но он остановил ее:
– Дай-ка, – и протянул руку.
На бумажке была стилизованная карта местных достопримечательностей, желтым выделителем небрежно закрашен замок. Рики усмехнулся:
– «Казаки-разбойники», говоришь… Твой братец ведет нас. Вопрос только, куда… Кстати, что такого страшного ты встретила в туалете, что мы бежали, теряя лицо и сандалии?
Она качнула головой и вымученно улыбнулась.
– Не в туалете. Я зашла в служебку. Там все расхреначено – комп, документы… все. Я думаю, это Мики. Хотел, чтобы они поняли, что он здесь. Только зачем, не пойму. И еще там был этот… крашеный… из «Пикадилли», Персик. И он смотрел, как мы убегаем. Наверное. В этом я не уверена.
Рики нахмурился.
– Зачем ты туда полезла? Прям как в американских фильмах. Идиотка идет по темному подвалу на громкое хрумканье-чавканье и радостно интересуется: «Дорогой, это ты?..» Девчонка, которая подавала нам кофе, сама мне все рассказала.
– Как рассказала?
Она удивленно вскинула брови, глаза стали круглыми. Готовые выплеснуться голубые озера.
– Стоило только сказать: «Как много народу! Вы все, наверное, с ног сбились», – как девицу понесло: «Ох, вы даже себе не представляете! Мы-то ладно, но все начальство сбежалось. Все на ушах. Только Филиппе – это наш старший – открыл свой кабинет, как тут же кинулся названивать. У него там – представляете? – полный разгром! Хотя выручка там не хранится. Наверное, влезли ночью, а денег нет – ну, воры с досады все и раскурочили. Гады, правда?» Так что уже полгорода в курсе, что в рождественскую ночь «Реш Веш» обнесли и разгромили. Можем обсудить это с первым попавшимся прохожим.
Он помолчал, а потом сухо добавил:
– Послушай, Чико. Ты попросила о помощи. Ты на чужой территории.
Он напирал на «ты», вдавливал ей в мозг острыми кнопочками.
– Ты тут не ориентируешься. А я ориентируюсь. Давай, я буду решать, что и как делать.
Теперь кнопочками, усиленными точками между длинными тире слов звучали «я».
– Ты португалец?
Он пожал плечами:
– Не важно. По-разному бывает. Сейчас да… Ладно, будем надеяться, что Персик не идет за нами.
Он злится. Она чувствует, что он злится. Она виновата. Сунулась на глаза этому
