результатам, союзники отличали неразумные инновации от преступных революций. Они не могли предотвратить ошибки законного правительства или выполнять функции верховного суда, уполномоченного судить о действиях такого правительства. Они также не могли принимать решения относительно достоинств, присущих тем или иным институтам или политическим переменам. Однако союзники могли остановить врагов законной власти и определить, являются ли истоки политических изменений законными или нет.
В предлагаемом договоре о гарантиях основное внимание уделялось политическим и нравственным препятствиям на пути незаконной смены правительства, но не исключались и материальные меры. Целью было установить в качестве принципа то, что союзники должны были обсуждать надлежащие средства поддержания и восстановления законной власти, если она будет свергнута или ей будет угрожать незаконная сила. Этот принцип не предвосхищал какую-либо ситуацию: в каждом конкретном случае соответствующие органы рассматривали бы вопрос о том, какие меры могли бы быть целесообразными. Принцип, согласование которого обсуждалось, касался отношения союзников к незаконным изменениям, такая тактика также не могла положить конец революционному злу.
Предложенный договор о гарантиях не помешал бы «дерзким людям, воспламеняющимся химерными надеждами или равнодушным к бедствиям их родины», вступить на революционный путь. И все же австрийское правительство надеялось, что моральные и политические преграды, заранее определенные большой и уважаемой частью Европы, обуздали бы менее решительные и свирепые сердца, от поддержки которых зависел успех любого революционного начинания. Возможно, и государи, столкнувшиеся с этими жестокими обстоятельствами, были бы более эффективны в противостоянии таким группировкам, зная, что они могли бы рассчитывать на вторжение своих союзников. Предлагаемое соглашение не представляло бы собой определенного обязательства действовать в любых обстоятельствах. Скорее, принятые принципы послужили бы исходной точкой для обсуждения возможных действий.
Хотя никакого договора о гарантиях так и не было заключено, великие державы остались в общем согласии по политическим принципам и относительно революционной угрозы для Европы. Эту мысль отражают две записки, которые Каподистрия и Нессельроде представили императору Александру перед подписанием официальных соглашений в Троппау. В этих записках рассматривалась политика союзников, решения, принятые по Неаполю, и планы, которые предстояло осуществить[230]. Согласно первой записке, союзники избрали такой курс действий, который предусматривал применение принципов права к текущим условиям. Их решения затронули только Королевство Обеих Сицилий, однако российские министры надеялись, что принятые меры предотвратят дальнейшие революции и повлияют на развитие событий в Испании и Португалии. В дополнение к формулированию общих принципов, которые применялись бы в случае вспыхнувших революций, Каподистрия и Нессельроде также планировали обсудить новый, основанный на идеях Стурдзы, проект соглашения, который явился бы развитием и следствием братского Акта от 14 (26) сентября 1815 года. Министры иностранных дел исходили из того, что соответствующие переговоры могли быть отложены самое большее на полтора года. Они также не ожидали поддержки со стороны Британии или Франции, где политические условия могли неожиданно измениться. Также они по-прежнему считали, что заключать любое новое соглашение без согласия всех пяти великих держав было бы опасно. Более того, если исходить из того, что Британия преодолела свои внутренние трудности, Франция признала и захотела использовать свою мощь, а союзническая политика в отношении Королевства Обеих Сицилий произвела благотворный эффект – не только в Италии, но также в Испании и Португалии, – то стало бы возможным «обеспечить дело всеобщего мира посредством обширных охранительных мероприятий и довершить создание системы союза и солидарности, которая включила бы в себя все правительства и народы Европы»[231].
Министры Александра I, казалось, ожидали, что страны, присоединившиеся к Всеобщему союзу, примут в качестве кодифицированного принципа меры, принятые для Неаполя Австрией, Пруссией и Россией. Основываясь на существовавших законах, страны, которые претерпели революционные изменения и санкционировали революцию, исключались из союза. Следовательно, вмешательство было уместным в странах, которые своим революционным примером, контактами и влиянием создавали реальную опасность для всех государств, являющихся поборниками спокойствия. С помощью благотворных и легальных мер, дружеских увещеваний союзники всегда пытались бы вернуть эти исключенные страны в лоно союза. Лишь тогда, когда эти меры оказывались бы безуспешными, союзники прибегали бы к военной силе. В текущем кризисе союзники намеревались предложить неаполитанскому правительству меры по восстановлению внутреннего устройства при взаимодействии с королем, которые обеспечили бы нерушимость легитимной власти и привели бы к созданию разумно обоснованных установлений, соответствующих чаяниям и нуждам сицилийского народа. Союзники гарантировали бы Фердинанду I полную территориальную целостность его владений и восстановление суверенной власти, работали бы с ним над составлением плана управления, который охранил бы его власть от нового мятежа и насилия.
В записке проводилось сравнение плана союзников, включая временную военную оккупацию, с мерами, осуществленными в 1815 году во Франции. Австрийские войска, действуя в качестве европейской армии, должны были войти в Королевство Обеих Сицилий, а конференция посланников союзных держав должна была вести переговоры по конкретным соглашениям с неаполитанской монархией. За урегулированием кризиса в Неаполе должны были последовать аналогичные совместные действия в Испании и Португалии. Это позволило бы союзникам заключить ожидаемый пакт подлинной солидарности, который дал бы всем им двойную выгоду: навеки признанную политическую независимость и внутреннюю безопасность, обеспеченную благоденствием их народов и установлениями, которых оно требует. Наконец, правительства Австрии, Пруссии и России пригласили бы Британию и Францию присоединиться к предложенному курсу действий, признавая, однако, что особые обстоятельства могли бы сделать это невозможным.
Во второй записке, подготовленной Каподистрией и Нессельроде, основное внимание было сосредоточено на осуществлении системы, установленной в отношении Неаполя[232]. Опасаясь за жизнь короля и его семейства, министры предположили, что общедоступность информации об этом плане усугубит опасность. Другая проблема касалась ошибочных мнений о намерениях союзников в Италии. В записке утверждалось, что союзники стремились восстановить внутреннее спокойствие в Королевстве Обеих Сицилий и примирить его с европейским социальным порядком. И наконец, как уже подчеркивалось в предыдущих российских сообщениях, союзники надеялись достичь своих целей путем одних лишь дружеских переговоров, хотя в случае необходимости они были готовы использовать материальную силу оружия. Еще одно соображение возникло из ноты от 1 октября 1820 года, отправленной министром иностранных дел нового неаполитанского правительства герцогом Кампокьяро в другие европейские государства[233]. Адресованная Меттерниху, эта нота отрицала, что смена правительства в Неаполе представляла собой результат работы карбонариев – членов тайного общества, вдохновленного либеральными идеями. Скорее, король при поддержке своего народа создал конституционное правительство – форму правления, которая оказалась не менее стабильной, чем абсолютистская. Действительно, в ноте провозглашалось, что «никакая иностранная держава не имеет права считать хорошим или плохим режим, который независимый государь полагал подходящим для принятия в своем государстве». Далее в ноте осуждалась враждебная позиция, занятая австрийским правительством в ответ на реформы, проводимые в Королевстве Обеих Сицилий, и говорилось, что в случае вооруженного вмешательства неаполитанский народ будет защищать до конца свою независимость и конституцию.
Угроза сопротивления подсказывала российским министрам, что коллективные действия в ответ на ноту герцога Кампокьяро могли быть легко истолкованы как объявление войны, особенно если король, казалось бы, выполнял пожелания союзников[234]. Поэтому было крайне важно заявить ясно, твердо и со всей определенностью о требованиях союзных держав и о том, на каких правах основано их намерение добиться удовлетворения этих требований. Чтобы предотвратить войну и защитить короля и его семью, Каподистрия и Нессельроде надеялись, что неаполитанская нация откажется от революции. Они утверждали, что вместо того, чтобы отвечать на ноту, союзники могли бы пригласить
