ему будет не до пулемётной стрельбы: пули разбили ему ключицу и порвали бицепс и трицепс на левой руке. Лечится парень до сих пор.
Одним словом, день выдался суматошный. Уже в сумерках все летуны собрались на коллективный ужин с добавлением толики хорошего вина и граппы для снятия стресса, совместивший в себе также завтрак и обед.
Не иначе, как с подачи кого-то из советских парней, наши поварихи нынче особо отличились, добавив к отличной праздничной паэлье ещё и русские голубцы с бараниной. Жаль, что найти к ним сметану в Испании невозможно: Европа-с…
Сидели, культурно кушали, общались. По чуть-чуть — что такое две бутылки на толпу? — снимали стресс от дневной воздушной карусели…
И вроде бы ничего не предвещало, когда в тёмном небе зазвучали моторы…
Торопливо залились зенитные пулемёты — но попробуй попади трёхлинейной пулей в летящий на пару километров сверху заточенный для бомбёжек агрегат…
Сперва вниз, к аэродрому прилетела небольшая фугасная бомба. Взорвалась. Затем вспыхнула резким, словно электросварка, светом, спускаясь на парашюте, бомба осветительная. И уже после этого с ночного неба стали опускаться белые прямоугольнички, размером с четвертушку бумажного листа. Много. Сотни, если не тысячи…
А гул самолётных двигателей удалялся, затихая в ночи…
Первой поймала фашистскую листовку наша «дочь эскадрильи», Франсиска Маркес.
Взглянула — и застыла на мгновение. Потом обвела всех растерянным взглядом, подошла к столу и протянула ей капитану Гарсия ла Калле. Впрочем, в этом не было необходимости: белые прямоугольнички всё сыпались и сыпались: на траву, на палатки для личного состава, на замаскированные сетями стоянки истребителей, падали и между мисками и кружками на доски стола.
Взял одну четвертушку. В синем свете запитанной от автомобильного аккумулятора лампочки увидел знакомую фотографию, перечёркнутую крест-накрест.
А ниже, жирным чёрным шрифтом напечатанное восклицание:
«!Stalin esta muerto!».
«Сталин мёртв!».
[1] Наступление мятежников 1 мая 1937 г. и часть других событий — элементы альтернативной истории.
[2] «Стальные роты» — подразделение сформированного осенью 1936 года в Мадриде просоветской Коммунистической партией Испании Пятого полка — одной из самых боеспособных и замотивированных к сопротивлению фашистам республиканских частей. Впоследствии 5 полк вошёл в состав 24 дивизии Народной армии Испании.
[3] В нашей истории к описываемому моменту Тинклер одержал только три воздушные победы. Всего же в Испании американский пилот сбил семь фашистских самолётов, став самым результативным истребителем-иностранцем (без учёта советских лётчиков).
Интерлюдия
ИНТЕРЛЮДИЯ
СССР, Москва, утро 1 мая 1937 г.
Вы думаете, московская Красная площадь — самая большая в России? Значит, вы ни разу там не бывали. На самом деле её можно пересечь, не торопясь, минут за пятнадцать вдоль, да за три минуты — поперёк.
Суета приготовлений к готовящемуся здесь параду войск Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Рабоче-Крестьянского Красного Флота и последующей демонстрации трудящихся началась намного раньше рассвета. Гудела мотором, проезжая туда-сюда по брусчатке для наведения «шика-блеска» моечная машина ПМ-4 из Московского управления благоустройства, работящие мужички из Наркомата связи доводили до ума репродукторы, установленные за зубцами кремлёвской стены и среди архитектурных украшений зданий ГУМа и Исторического музея. Во время запланированных мероприятий через них будут транслировать речи стоящих на трибунах Мавзолея Ленина руководителей партии и государства, приветствия идущим в колоннах людям, торжественные и радостные песни.
'Звонки как птицы, один за другой,
Песни летят над советской страной,
Весел напев городов и полей —
Жить стало лучше, жить стало веселей![1]'.
Но пока что репродукторы молчат, чтобы не тревожить предутренний сон живущих в небольших служебных квартирах на территории Московского Кремля[2].
За работягами ненавязчиво присматривают подтянутые молодые люди в форме Наркомата ВнуДел. Впрочем, пока что Москву укрывает ночная темнота, развеиваемая лишь редкими маломощными электролампочками в окнах, поэтому цвета основного поля петлиц и выпушки не разобрать. И редко кто из гражданских во тьме отличит чекиста от красного командира РККА.
Двое мужчин, нагруженные продолговатыми чехлами и парой старорежимных чемоданчиков-саквояжей, с какими представители «высшего среднего класса» Российской империи путешествовали «по столицам, да по заграницам», а неистовые эсэровские боевики перевозили предназначенные для терактов браунинги и самодельные «адские машинки», в сопровождении человека с отличной военной выправкой в комсоставском обмундировании подошли к неприметной дверке служебного входа Исторического музея. До революции за ней, должно быть, располагалась дворницкая московского Английского клуба, сейчас же в помещении сидят дежурные милиционеры, охраняющие исторические реликвии и прочее казённое имущество. Короткий решительный стук. Снова. За дверью раздаются шаги, приподнимается изнутри металлическая крышка с тиснёной по меди надписью «Для писемъ и газетъ»[3]. В прорези угадывается пара глаз.
— Что такое? Чего стучишь? — голос недовольный. До смены ещё часа три, а в предрассветное время спать тянет особенно сильно. Так-то можно, хотя и запрещено, прикемарить, сидя на стуле, но вот же: ходят тут всякие, стучаться… А вдруг проверяющий пожаловал? Всё-таки Первое мая, дата! А начальство перед датами его начальство гоняет, как бобиков, оно в такие дни особенно говнистое…
— Открывайте! Приказано оказать содействие киносъёмке первомайского парада!
— А чего ночью? Кто приказал? — Милиционер явно решил «тянуть волынку», чтобы хоть так насолить припёршимся не ко времени чужакам.
— Замнаркома НКВД приказал! Ты открывать будешь, твою ж оглоблей через коромысло⁈
Голос ночного гостя стал начальственно-раздражённым.
— Без письменного приказа не могу, товарищ! Не положено!
— Вот же глядь! Да есть приказ! Товарищ Гиршович, — обратился военный к одному из спутников, — покажите приказ этому Фоме неверущему!
В следующую минуту бумажный прямоугольник слегка забелелся в ночной темноте:
— Вот, читайте, пожалуйста, товарищ милиционер!
— Да как я прочту! Темно ж на улице!
— Зато внутри у вас лампочка светит! — Вновь вступил в разговор мужчина в форме. — Открой да и почитай! Тем более, ты не один там, товарищи подстрахуют, если вдруг меня боишься. — На сей раз тон его был язвительно-весёлым, но и раздражение не исчезло.
— Ага,
