суда. Его заслуги перед Сен-Марко несомненны, он служил ещё моему деду и всегда был верен своим клятвам. К тому же он нужен нам, особенно сейчас, когда на севере зреет смута. Он полностью возместил нанесённый казне ущерб и выплатил огромный штраф, он предложил достойную компенсацию Айолину, и тот со свойственной ему практичностью принял её. Я не могу ссориться с де Гоберами, ты понимаешь? Я изгнал Антуана из города и старик обещал, что он не появится здесь снова, но в знак того, что у меня нет претензий к его семье, просил принять при дворе его второго сына, кажется, его зовут Эдмон. Ты знаком с ним?
— Нет.
— Я согласился. Нам придётся всё свалить на Дюбуа, но я не хочу, чтоб во время суда и казни прозвучало его имя. Нельзя допустить, чтоб за грехи этой паршивой овцы расплачивались его отец и братья. Я помню их по горному походу, его отец привёл к нам своих лучников, которые хорошо показали себя, отбивая нападение рыцарей Девы Лардес, а старший брат сейчас служит капитаном во дворце. Они наши верные слуги и хорошие солдаты. Я велел судить его под фальшивым именем.
— Это справедливо, ваше величество. А что с Монсо?
— С тем книжником, что строчил пасквили на Айолина? Не думаю, что его ждёт суровое наказание. Скорее всего, его обяжут выплатить солидный штраф и компенсацию за клевету.
— А если у него не будет денег?
Жоан вздохнул.
— Тогда его посадят в другую тюрьму, долговую, где он будет сидеть, пока не найдётся кто-то, кто сжалится над ним и выкупит его из темницы, оплатив долги.
— Значит, с этим делом покончено?
— Надеюсь, что так.
Марк какое-то время смотрел на карпов, которые поднялись к самой глади и затеяли игру, слишком оживлённую для столь солидных рыбин. Ему нравилось сидеть так, чувствуя обнимающие его руки Жоана, а на плече его голову. Он вспомнил, что когда тот был мальчиком, а он — юным пажом, а потом оруженосцем короля, они часто сидели так на этом самом месте, и в глубине так же играли карпы.
— Как твоя рука? — спросил король, прервав молчание.
— Уже хорошо, — Марк показал ему руку, с которой была снята повязка, и на ладони темнел грубый красный рубец.
— А что это за кольцо? — заинтересовался Жоан, заметив на его пальце изящный перстень с зеркально отполированной яшмой редкого пурпурного цвета. — Я не видел его у тебя раньше.
— Я выиграл его в кости у одного ротозея, когда остановился в придорожной гостинице по пути из Ричмонда в Сен-Марко, — ответил Марк, снимая кольцо с пальца, чтоб передать его королю.
— Отдай мне его, — неожиданно попросил Жоан, — и пусть он всегда напоминает мне о том уроке, который ты мне преподал, мой друг, Я нуждаюсь в напоминании о том, что в моих руках сосредоточена слишком большая власть, и я не вправе руководствоваться лишь своими чувствами. Я король и могу осудить любого, одним словом распорядившись чужой жизнью. Я, поддавшись гневу, чуть не отправил Леонарда на эшафот, и никто, кроме тебя, не посмел перечить мне. Ты удержал мой меч, занесённый над его головой, и спас его жизнь, а меня — от совершения трагической ошибки, о которой я, быть может, сожалел бы всю оставшуюся жизнь. Я не хочу забывать об этом, так пусть твой перстень напоминает мне о том, как ты не дал мне погубить безвинную душу, а я отдам тебе другой, вот этот, — он снял с руки кольцо с крупным сапфиром, — как знак моей вечной признательности за этот урок. Бери и не спорь!
— Благодарю, — улыбнулся Марк, надев перстень с синим кристаллом на свою руку. — Скажите мне, мой король, если б я не смог доказать его невиновность, вы и правда заставили бы меня надеть ему на шею петлю своей рукой?
— Конечно, нет! Я не стал бы делать своего бесценного друга палачом! А теперь идём! — Жоан легко поднялся. — Я надеюсь сегодня заслужить твою похвалу, мой Марк!
— Вряд ли король нуждается в моих похвалах! — рассмеялся барон, встав со ступеней.
— Король, быть может, и нет, но твой драгоценный маленький герцог Жоан — ещё как!
Они прошли в замок и поднялись на второй этаж в королевские покои, где уже было полно слуг, а у дверей стояли в карауле гвардейцы, и, проходя мимо них, Марк с огорчением отметил, что у них уже нет того лоска, каким они блистали, когда гвардией командовал капитан Карнач.
Жоан направлялся в свой кабинет, и когда он вошёл, ожидавший его высокий человек в потёртом, но опрятном камзоле, опустился на одно колено и склонил голову. Жоан уселся на край стола, любуясь своим новым перстнем со вставкой из яшмы. Войдя вслед за ним, Марк узнал в стоявшем перед королём человеке Леонарда Дэвре. Подняв голову, тот дождался, пока Жоан жестом позволит ему говорить и принялся извиняться за свои неосмотрительные речи, которые он вёл в кругу друзей, а также благодарить короля за освобождение и дарованную ему аудиенцию.
— Это всё? — спросил Жоан, когда Леонард замолчал. — В общем-то, кавалер, как я и предполагал, вы не сказали ничего нового, и я дал вам аудиенцию только для того, чтоб высказать вам свою обиду. Да, я обижен! Вы, и правда, считаете меня наивным, подверженным внушению ребёнком, которого можно одним словом принудить к сдаче сражения при боеспособной армии? Вы полагаете, что я настолько нахожусь под влиянием Делвин-Элидира, что достаточно одного его слова, и я кинусь за энфером, чтоб молить его о позорном мире?
Леонард смутился и покраснел до корней своих рыжих волос, а Жоан сурово взирал на него.
— Так вот, мой дорогой Леонард, от вас я такого не ожидал, — продолжил король. — Вы были одним из лучших командиров в нашем походе, ваши рыцари отличались как выучкой и безупречным внешним видом, так и достойной похвалы дисциплиной. Но я не думал, что вы сами обо мне столь невысокого мнения, и считаю своим долгом разъяснить эту ситуацию. Я вырос при дворе моего кузена Армана, которого прозвали миротворцем. Он часто говорил при мне о том, что война несёт лишь смерть и разрушения, и допустима только в крайнем случае, когда это необходимо для защиты наших границ. Я с ним согласен. Но в этот раз мы явились под стены луара, выгнали алкорских крестьян из их домов и почти осадили город. При этом вам известно, что шансов на победу у нас было немного, наш противник обладал численным преимуществом и
