то и дело перекрикивая их вопли: «А ну, хватит бегать!» Рики лишь улыбался и орудовал зубочисткой. За ужином младший сын сидел у отца на коленях и ел из его тарелки.
– Первая жена Рики умерла. У них не получалось завести детей, – шепнула мне миссис Уильямс, когда мы, убрав со стола, переместились в кухню мыть посуду. – Он больше жизни любит своих мальчишек.
Как Нелли и сказала, Патси и Доу оказались очень высокими. Некоторое время назад они присматривали за Индией с Эрикой. Красивые, как с обложки журнала, сестры носили одинаковые пышные афро и серьги-кольца. Патси сидела за столом рядом с Индией, постоянно подливала ей лимонад и предлагала еще еды. Я заметила, что Доу то и дело поглядывает на Эрику, будто размышляет, каково той теперь будет жить, и ищет в облике девочки признаки случившегося.
Хотя за ужином мы не говорили об операции, я нисколько не сомневалась, что собравшиеся знают о ней. Когда Нелли представляла меня гостям, они задерживали на мне взгляд чуть дольше, чем полагается. Позже всех приехал Тим, шурин Мэйса. Именно он, пока мы пили кофе, поднял неприятную тему.
– Вы видели новости?
Звук телевизора заглушали пронзительные голоса детей из задней части дома. За столом остались только взрослые. Я откинулась на спинку стула, устремив взгляд на пыльную люстру.
– По какому каналу? – спросила Нелли. – У нас тут не все есть.
– По всем, – сказал Тим.
Мэйс приложил пальцы к виску. Я глотнула кофе, и мое движение привлекло внимание Тима. Не сводя с меня взгляда, он достал из заднего кармана газетную вырезку, развернул ее и положил на стол. Я смахнула крошки с того места, где прежде стояла моя тарелка, и взглянула на заголовок.
В Федеральный суд подан иск к Монтгомерской клинике контроля рождаемости.
Все уставились на заметку. Не нужно было уметь читать, чтобы понимать, о чем там написано. Рядом с заголовком – фото девочек, кто-то снял их во дворе.
– Хотите вытрясти денег? – спросил Тим.
– Хотим справедливости для моих внучек. Вот ради чего это все. Юрист говорит…
– Справедливости? – почти выкрикнул Тим. – Сестра в гробу вертится, а вы мне про справедливость? Такое вообще не должно было произойти!
– Не смей так говорить о моей жене, – сказал Мэйс.
– Она была моей сестрой и до того, как вышла за тебя. И что ты сделал? Не защитил девочек – единственных, кого она любила больше жизни.
– А ты в это время где был? – вмешалась миссис Уильямс. – Куда смотрел, когда мы жили в той конуре у старого Адэра на ферме, где дождь лил через крышу? Хоть разок приехал проведать племянниц?
Нелли поднялась:
– Давайте не будем об этом. Только вечер испортим. Принесу-ка я остатки пирога.
Мне не терпелось прочесть статью, узнать, упоминается ли там миссис Сигер, а еще выяснить, что именно написал Лу в исковом заявлении. Я увезла Уильямсов повидаться с родней, но дьявольщина настигла нас и здесь.
Со дня операции прошло почти два месяца, и трудно было оценить, как широко распространились новости за пределы Монтгомери. После возбуждения дела о нем станут сплетничать в салонах красоты и перешептываться в церкви. Раньше клиника не была на слуху, но скоро про нее узнают все.
– Эй, хватит! – послышался голос Эрики.
Мне захотелось пойти к ним и посмотреть, что происходит. Лишь бы мальчики не издевались над Индией. Впрочем, Эрика обязательно ее защитит.
– Чем оправдаешься, Мэйс? А? Как ты все это допустил?
Тим не пытался затеять ссору. Ему просто-напросто было больно – как, вероятно, и всем за столом. Я вдруг поняла, что мне здесь не место. Это дело семьи. Нужно было встать и оставить их одних, но я не могла сообразить, как это сделать.
Мэйс заговорил высоким, срывающимся голосом:
– Я не знаю. Я и сам никак не пойму. Эти белые чуть ли не каждый день к нам ходили. Вечно с какими-то вопросами, непонятными бумажками. Мы не голодали, но с пособием все-таки стало легче. Я как лошадь пашу, но всегда не хватает. На гроши, что платил мистер Адэр, еле-еле получалось прожить.
– С белыми всегда так, – заметила Патси. – Мне тоже выдавали талоны, но ради этого разве что о цвете трусов им рассказывать не пришлось.
– Мои мальчишки получают бесплатный обед. Их с другими такими детьми сажают отдельно, будто они какие-то ущербные. Издевательство, – добавила Дина.
– Я к врачу уже сто лет не ходила. Щупают, лезут с вопросами… А на меня-то им наплевать. – Нелли вонзила нож в пирог.
– У нас пытались отобрать дом. Сказали, что-то не так с правом собственности. Я их дробовиком припугнул, больше не появлялись, – сказал ее муж.
Только и делают, что берут, берут и берут.
От волнения я еле сидела на месте, но боялась открыть рот. Бог знает, какие слова из него вылетят. Дети, похоже, нашли занятие поспокойнее – больше не было слышно ни голосов, ни беготни.
– Мне сказали, ты теперь на фабрике солений работаешь, – обратился к Мэйсу Тим.
– Да, вот она подсуетилась. – Не глядя на меня, Мэйс кивнул в мою сторону. – И Эрику снова в школу устроила. Только у нас впереди замаячил свет, и тут… Господи, что я тебе сделал?
– Не приплетай Господа, – велела миссис Уильямс. – Кто-кто, а Господь тут ни при чем.
– Это уж точно. – Нелли поставила в центр стола блюдо с пирогом. – Стоит белым помочь нам, они начинают считать, что мы их собственность.
Повисла тишина.
– Можно мне посмотреть? – тихо спросила я.
Тим переложил газетную вырезку ближе ко мне, и я начала читать. Лу Фельдман все сделал как надо. В иске упоминались не только клиника и миссис Сигер, но и врач, который провел операцию. В заметке подробно пересказывали исковое заявление: девочек забрали из дома, а отец и бабушка подписали бумаги, не понимая, на что дают согласие, поскольку не владеют грамотой.
Фигурировала в тексте и я – как медсестра девочек. Господи. Люди могут подумать, что я тоже приложила к этому руку, что свидетелем была я, а не Вэл.
– Так им что-то выплатят или нет? – спросил Тим.
Он пристально смотрел на меня. Все остальные тоже.
– Не знаю, – с дрожью в голосе ответила я. – По-моему, сейчас мы пытаемся добиться, чтобы подобное не повторилось ни с кем другим.
– Что толку, если моих племянниц уже покалечили? Кто-то должен за все ответить!
– Хватит, Тим. – Леотис, муж Нелли, единственный в семье был немногословен. Когда он заговорил, все притихли. – Нас с вами этот иск не касается. Просто белые в который раз лезут в чужие дела.
Я попыталась возразить, но никто