поели, я подхожу к рингу с Рионой.
Аппалуза очень возбуждена, пытается встать на дыбы, но ей не дает этого сделать хватка Грейди за ее гриву. В белках ее глаз видны слезы, когда она пытается вырваться из хватки Грейди.
— Где ты его взял? — спрашиваю я его.
— У Фостеров. Зовут Стар. Она бегала со своей матерью и братом по их земле, потому что Аллан Фостер сломал ногу, и у него не было возможности заниматься с ней. Джемма Фостер продала ее мне по дешевке, потому что сказала, что она слишком порочна для дрессировки.
Пока он говорит, лошадь одним резким движением вырывает свою гриву и пускается галопом вокруг загона. Грейди приходится вскочить на перила, чтобы не быть затоптанным, пока Стар снова кружит вокруг него.
— Черт возьми, — кричит Грейди, едва успевая подтянуть ноги.
— Тебе помочь? — спрашиваю я.
— Ты думаешь, что ты все еще можешь совладать с лошадьми, хотя за три года ни одной не видел? — Грейди смеется.
— Думаю, я их хорошо помню, — говорю я.
Я смотрю на Риону.
— Ты не против, если я немного подежурю здесь? — спрашиваю я ее.
Я знаю, что мне не нужно следовать за ней каждую минуту, пока мы на ранчо. Мы находимся в глуши, отгороженные от всего мира. Здесь она в безопасности.
Но мне кажется странным оставлять ее одну на какое-то время после того, как мы так долго были связаны друг с другом.
— Иди, — говорит она. — Твоя сестра сказала, что я могу взять ее ноутбук. Если у вас нормальный интернет, я смогу войти в свои документы Гугл и сделать кое-какую работу отсюда.
— Хорошо, — говорю я.
Риона направляется обратно к дому, и я чувствую странную тягу последовать за ней.
Но Стар все еще скачет вокруг загона, яростно фыркая, а Грейди уже выглядит разгоряченным и взволнованным, ведь работа едва началась.
Я хлопаю его по плечу.
— Иди и принеси воды. Я сам.
Я опускаюсь в загон, встаю в центре, чтобы лошадь могла привыкнуть ко мне. Я остаюсь неподвижным и расслабленным, подняв руки вверх и сказав:
— Воу. Успокойся, сейчас же, — низким, успокаивающим тоном.
В конце концов, Стар переходит на рысь, хотя она все еще скачет вокруг меня, настороженно глядя на меня.
— Расслабься. Расслабься, — говорю я.
Когда она начинает идти, я беру ее за гриву, но осторожно. Я позволяю ей продолжать двигаться, ходить вокруг меня, давая ей свободу поднимать и качать головой, как она хочет.
В конце концов, когда она немного успокоится, я прикасаюсь к ее морде и ушам и провожу рукой по шее, чтобы она привыкла к прикосновениям вокруг головы.
— Хорошо. Это не так уж плохо, — говорю я, поглаживая ее по щеке.
Ей все еще не совсем комфортно со мной. Но она немного успокоилась.
Я держу уздечку близко к ее лицу, чтобы она могла видеть и чувствовать запах веревки. Она снова уклоняется, и я терпеливо жду, пока она привыкнет к бледно-голубой веревке и ее текстуре на щеке.
Через некоторое время я продеваю веревку ей через голову.
Ей это ни капельки не нравится. Она пытается подняться, скулит, но я мягко удерживаю ее, поглаживая по голове, потирая шею и нежно разговаривая с ней.
Из дома возвращается Грейди, который принес попить и, вероятно, немного еды.
— Как дела? — спрашивает он.
От одного звука его голоса Стар снова взлетает на дыбы и дергает уздечку, пытаясь отстраниться от меня.
— Просто отойди туда, — говорю я Грейди, но самым мягким тоном, чтобы не испугать Стар. — Ты уродлив и пугаешь ее.
— Я слышал это слишком много раз, — говорит Грейди, ухмыляясь. Однако он держится в стороне, вне поля зрения Стар.
Я начинаю опираться рукой на спину лошади. Просто приучаю ее к весу и давлению.
У нее никогда не было наездника на спине, ни секунды. Она никогда ничего не носила, даже седло.
В конце концов, я начинаю давить на ее спину немного сильнее. Даю ей почувствовать небольшой вес.
Она продолжает кружить вокруг меня, удерживаемая моей рукой на уздечке. Я начинаю опираться на ее спину и даже приподнимаюсь на секунду-другую. Первые пару раз она вздрагивает и отпрыгивает, но со временем паузы между ощущением моего веса на ее спине и ее рывком становятся все длиннее и длиннее.
Я предпочитаю выводить лошадей верхом, без седла. Они ненавидят ощущение седла, когда не привыкли к нему. Для них более терпимо чувствовать человека без всего, по крайней мере, для начала.
Для меня это тоже лучше. Я чувствую биение сердца лошади, чувствую, как она дышит.
Поэтому, когда я наконец забираюсь на спину Стар, я делаю это только с уздечкой и веревкой, больше ни с чем. Стараюсь сделать это как можно приятнее.
Тем не менее, она вырывается и начинает бежать. Она пытается сбросить меня с себя, хотя она еще не настолько разъярена, чтобы брыкаться или кувыркаться. Она думает, что сможет убежать от меня, если будет бежать достаточно быстро.
Я не пытаюсь ее удержать. Наоборот, я низко наклоняюсь к ее шее и шепчу ей на ухо, побуждая ее бежать все быстрее и быстрее.
Мы скачем кругом в загоне. Когда она начинает сбавлять темп, я прижимаю свои колени к ее бедрам и призываю ей бежать сильнее. Она скачет полным галопом, бежит быстрее, чем, вероятно, когда-либо прежде. Она была свободна на земле Фостера, скакала, где ей вздумается. Но у нее не было стимула, ничто не заставляло ее. Она никогда еще не бежала изо всех сил.
Скоро я почувствую, как ее сердце заколотится, а темп ослабнет.
Лошади могут скакать полным галопом только пару миль. Они могут проделать большой путь за день. Но они не неутомимы.
На самом деле, животное с самой большой выносливостью — это человек. Если бы у вас было неограниченное время и расстояние для погони, вы могли бы загнать лошадь в землю. Мы не такие быстрые, как они, и не такие сильные. Но нет существа более упорного, чем мы.
Стар устанет раньше меня. Я знал это еще до того, как мы начали. И поэтому я уже знал исход этой борьбы.
Не было битвы между мной и Стар. Я уже знал, кто победит.
Поэтому я подошел к ней с мягкостью и терпением. Я не боялся ее и не опасался, что она может победить меня.
Мне нужно было только показать ей, что я ей не враг, не противник.
Я езжу на Стар на максимальной скорости, пока она не
