Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
цепь сансары, цепь причинности, которая с неизбежностью ведет к старости, болезни и смерти, может быть прервана, преодолена, – и тогда окончится иллюзия бытия. (6, 219)
505
Опережающие улучшения в образе жизни, связанные с техническим прогрессом, с т. н. gadgets (приспособления), безусловно, производят впечатление, но лишь вначале, потом, по прошествии времени, они уже кажутся сомнительными, во всяком случае купленными слишком дорогой ценой. Никогда они не приносят счастья или благоденствия, но в большинстве своем дают иллюзорное облегчение, как всякого рода сокращающие время мероприятия на поверку до невыносимости ускоряют темп жизни и оставляют все меньше времени. Omnis fastinatio ex parte – diaboli est – «Всякая спешка от дьявола», как говорили древние. (6, 234)
506
Мы гораздо лучше слышим и гораздо лучше видим, когда мы не зажаты в пределах настоящего, когда нас не ограничивают и не преследуют нужды этого часа и этой минуты, заслоняя и собственно ее – эту минуту, и образы, и голоса бессознательного. Так мы остаемся в неведении, не предполагая, насколько присутствует в нашей жизни мир наших предков с его элементарными благами, или мы в самом деле отделены от него непреодолимой стеной. Наш внутренний покой и благополучие зависят в большей мере от того, в какой степени унаследованные исторически фамильные черты находятся в согласии с эфемерными требованиями настоящего момента. (6, 234)
507
Европеец всегда помнит, что он не таков, каким был прежде, и никогда не знает, чем же он стал. Он знает, что время – синоним прогресса, но не думает о том, что оно же – синоним безвозвратности. С облегченным багажом и все увеличивая скорость, он продолжает путешествие к туманной цели. Все свои потери и появившееся вслед за ними sentiment d’incompletitude (чувство неудовлетворенности) он восполняет иллюзиями своих триумфов – пароходами и железными дорогами, самолетами и ракетами, он выигрывает в скорости и теряет длительность, сам того не ведая, но на огромной скорости он уже перенесен в иное измерение, в реальность иного порядка. (6, 238)
508
Все, что мы называем колонизацией, миссионерством, распространением цивилизации и пр., имеет и другой облик – облик хищной птицы, которая с жестокостью и упорством ищет добычу вдалеке от своего гнезда, – свойство, отроду присущее пиратам и бандитам. Все эти орлы и прочие хищники, которыми мы украшаем наши гербы, дают психологически точное представление о нашей истинной природе. (6, 246)
509
Человек, который не перегорел в аду собственных страстей, не преодолел их. И они живут рядом, в соседнем доме, но без его ведома и в любой момент пламя может перекинуться и спалить дом, который он считает своим. То, от чего мы уходим, уклоняемся, якобы забываем, существует в опасной близости от нас и в конечном счете вернется, но с удвоенной силой. (6, 275)
510
Эмоциональные связи – это наши желания, они влекут за собою принуждение и несвободу. Мы чего-то ожидаем от других и тем самым ставим себя в зависимость от кого-то. Объективное знание, как правило, скрыто за эмоциональным отношением, и в этом суть. И только объективное знание делает возможным действительное духовное соединение. (6, 293)
511
Рационализм и доктринизм суть болезни нашего времени; они предлагают, что знают все ответы. Но нам еще предстоит открыть все то, что наше нынешнее ограниченное знание исключает как невозможное. Наши понятия о пространстве и времени очень приблизительны, и существует огромное поле для всякого рода отклонений и поправок. (6, 295)
512
Для человека основной вопрос в том, имеет ли он отношение к бесконечности или нет. Это его исходный критерий. Только когда мы знаем, что существенно лишь то, что безгранично, и что оно, это безграничное, в свою очередь, существует, мы перестаем интересоваться вещами ничтожными. Когда же мы этого не знаем, мы начинаем настаивать на том, чтобы те или иные наши свойства, которые мы считаем своим достоянием, весь мир признавал за таковые: это может быть «мой талант» или «моя красота». Чем более человек настаивает на своих ложных достоинствах, тем менее он чувствует то, что существенно, тем менее он удовлетворен своею жизнью. Он ощущает собственную ограниченность, тогда как ограниченны его помыслы, – так возникают зависть и ревность. Когда же мы понимаем и чувствуем, что уже здесь, в этой жизни, заключена бесконечность, и желания и помыслы наши меняются. В итоге в счет идет лишь то, существенно, что мы воплотили, и, если этого нет, жизнь прошла впустую. И в наших отношениях с другими людьми имеет значение все то же: содержат ли они в себе некую безграничность. (6, 320)
513
В эпоху, направленную исключительно на расширение жизненного пространства и увеличение – à tout prix (любой ценой (фр.) – рационального знания, представляется в высшей степени претенциозным требовать от человека осознания своей единственности и своей ограниченности. Ограниченность и единственность суть синонимы. Без них ощущение бесконечности, равно как и осознание ее, невозможно, остается лишь иллюзорная идентификация с нею, которая оборачивается помешательством на больших числах и жаждой политического могущества. (6, 321)
514
В моей медицинской практике, равно как и в личной жизни, я часто сталкивался с загадкой любви и никогда не мог ее разрешить. Подобно Иову, руку свою полагаю на уста мои (Иов XXXIX, 34). Здесь заключено самое великое и самое малое, самое далекое и самое близкое, самое высокое и самое низменное. И одно не существует без другого. Мы не в состоянии выразить этот парадокс. Что бы мы ни сказали, мы никогда не скажем всего. А говорить о частностях – значит сказать слишком много или слишком мало, поскольку смысл имеет лишь целое. Любовь «все покрывает, всему верит… все переносит» (1 Кор. XIII, 7). Здесь все сказано. Воистину, мы суть жертвы или средство великой космической «любви». Я беру это слово в кавычки затем, что имею в виду не страсти, предпочтение, желание или благосклонность и прочие подобные вещи, но то, что выше индивидуального, некую целостность, единую и неделимую. Сам будучи частью, человек не в состоянии постигнуть целое. И он собою не располагает. Он может смириться, он может бунтовать, но он всякий раз оказывается в плену этой силы. Он от нее зависит, и он на нее опирается. Любовь – это его свет и его тьма, конца которой нет. «Любовь никогда не перестает» (1 Кор. XIII, 8) – говорит ли он «языками ангельскими», или с научной дотошностью изучает жизнь – от простейшей клетки до основания ее. (6, 348)
515
Человек может попытаться назвать любовь, перебрав все имена, которые знает, и
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
