спасибо тебе. А я пойду.
– Иди.
Утопленница быстро чмокнула Энгира в щеку и прыснула, когда он, побледнев, отшатнулся. Она махала ему из воды, но Энгир старался не оборачиваться.
Получив порцию плетей за побег, Энгир сразу кинулся разыскивать Агуну. Красавица сидела на подушечке возле своего аила.
– Энгир! – обрадованно воскликнула она. – Ну что, принес каури? Небось, три шкуры спустили с тебя за то, что сбежал?
– Да уж, свое получил, – криво улыбнулся Энгир, опускаясь на колени у ног Агуны.
Он не услышал откровенно насмешливых ноток в ее голосе. Его внимание полностью занимало то счастье, что он приметил в глазах Агуны в первый миг встречи.
– А оборванец-то какой! Еще грязнее стал, чем был. – Она поморщилась, прикрывая рот и нос спрятанной в длинный рукав ладонью.
Энгир стерпел обиду и, преданно глядя, высыпал пригоршню каури в подол возлюбленной.
– Такие? – взволнованно прошептал он.
– Такие, – бросила Агуна, презрительно ковыряя пальчиком белую горку ракушек. – Они мне представлялись куда красивее, но да, теперь припоминаю лучше – они были именно такие.
– Так что, моя желанная? Теперь пойдешь за меня?
– За жалкую горстку ракушек? Такая мне цена, по-твоему?
– Я чуть не погиб, Агуна… – пораженно выговорил Энгир.
– Но ты жив, так и говорить об этом нечего.
Агуна со скучающим видом подперла подбородок ладонью, а другой рукой брезгливо стряхнула в пыль драгоценные каури. Энгир вскочил, сжав кулаки. Глаза его на мгновение загорелись гневом, но злость тут же пропала.
– А, ты испытываешь меня? – спросил он спокойно. – Не ракушки тебе нужны были, а доказательство моей любви? Что же ты еще хочешь? Что мне сделать? Приказывай.
Агуна пожала плечами и хихикнула.
Наступила зима – не слишком снежная, но значительно затруднявшая работу рудокопов и плавильщиков. Они роптали и обсуждали между собой, как было бы славно осенью бросать рудники до поздней весны. Но все прекрасно понимали, что жадность Хозяина не позволит принять такое решение. Да и печи без догляда разрушатся, чего доброго. Хотя теперь, в такой холод, разжигать их и поддерживать жар становилось делом почти непосильным.
В середине зимы Энгир сильно простудился. Его освободили от работы в копях и поручили занятие попроще – убрать снег вокруг аила Хозяина. Энгир плохо соображал, что делает. Сердце колотилось, горячая кровь приливала к голове, плавя мысли. Он бы все отдал за возможность прилечь и отдохнуть.
В затылок прилетел холодный снежок и осыпался за шиворот, причиняя боль терзаемой жаром коже. Энгир обернулся. Агуна вышла на улицу, кутаясь в пушистую шубку до пят. Она, как всегда, улыбалась.
– Сыграем? – Агуна подмигнула, подбрасывая на ладони еще один плотный комочек снега.
– Нет, Агуна, в другой раз, – просипел Энгир, проталкивая звуки сквозь горло, будто обитое железом.
– Скукота, – заявила Агуна, кроша снежок в пальцах. – И цветов ты мне давно не дарил. Разлюбил, что ли?
– Какие же цветы, красавица моя? – слабо улыбнулся Энгир. – Они завяли много лун назад. Как найду весной первые – все до единого принесу к твоим ногам.
– Весной я и сама нарву. Невелика премудрость. А вот говорят, есть такой цветок, что даже зимой цветет. И кто любит – уж тот отыскал бы его.
Энгир обессиленно присел на корточки и зачерпнул немного снега, чтобы освежить пылающее лицо. Он едва мог различить Агуну сквозь расплывающиеся цветные пятна. Говорить было трудно.
– Как же он выглядит? – выдавил Энгир.
– Не знаю. Но много ли зимой цветов? Не спутаешь ни с чем. Энгир? Что с тобой, Энгир?
Последнее, что он увидел, – как закружилось небо. Последнее, что почувствовал, – прохладная ладошка Агуны на его челе.
Энгир провалялся в постели несколько дней. За ним ухаживали сердобольные соседки. Агуна не пришла ни разу.
Едва поднявшись на ноги, Энгир во второй раз сбежал из поселения.
Странствовать зимой было еще тяжелее, чем летом. На этот раз он даже не знал, в какую сторону держать путь и существует ли цветок. Вдруг это сказка? А еще хуже – вдруг Агуна нарочно посмеялась над ним? Он спрашивал людей в редких селениях, спрашивал одиноких охотников – никто и не слышал о таком чуде. Зато Энгира часто угощали едой, сочувственно качая головами. Тронулся умом парень, не иначе, – так наверняка они думали.
В одну из ночей бушевал такой буран, что Энгир уже и не рассчитывал дожить до утра. На беду, до этого у него оторвалась тесемка на левом рукаве шубы, и тот больше не затягивался. Снег забивался под одежду и облеплял лицо. Энгир пытался уснуть под завывания ветра и, как мог, прятал руку, но к утру уже не чувствовал на ней пальцев.
Буря улеглась. Меж деревьев мерцал одинокий огонек – должно быть, какой-то охотник готовил себе завтрак. Энгир подошел ближе, надеясь погреться и поесть. У костра сидел древний старик. Его непокрытая голова была плешива, лишь над ушами росли остатки длинных седых волос, свисавших до плеч. Лысину сплошь покрывали коричневые старческие пятна.
– Здравствуй, дедушка, – обратился к старику Энгир. – Разреши у твоего костерка погреться.
– Погрейся, тепла не убудет, – мирно ответил старик. – Перекусить вот у меня нечем. Не найдется еды?
Энгир виновато помотал головой.
– А за пазухой чего прячешь? – В тоне старика появилось недоверие.
– Руку отогреваю, дедушка.
Энгир вынул окоченевшую руку и показал старику.
– Э-э-э… плохи твои дела. Пошевели-ка пальцами.
Двигались только три.
– Я уже и снегом растирал – ничего. – Энгир поморщился.
Старик снял с пояса нож и положил его лезвием в костер.
– Ты чего это, дедушка? – Энгир насторожился.
– А того, что, если те два не отрезать, скоро не то что пальцев – руки не досчитаешься, – сурово ответил дед. – Иди-ка, парень, поищи деревяшку покрепче – в зубах зажать. Чего таращишься? Иди.
Энгир повиновался. Когда он вернулся с обломком толстой ветки, старик уже доставал раскаленный нож из костра.
– Как же я буду, дедушка? Руки меня кормят. – Энгир едва не плакал.
– А человека завсегда руки кормят. Это только зверю зубы да ноги для этого служат. Клади рученьку-то на снег. А деревяшку – в зубы. И не смотри.
Энгиру и самому не хотелось бы на это смотреть.
– Неужели ничего нельзя…
– Иди тогда отседова! Вот навязался на мою голову, – ругнулся старик.
Энгир послушно положил руку на снег, зажал зубами деревяшку и зажмурился. Боль мгновенно разлилась до плеча. Но хуже всего оказался хруст костей, который Энгир не столько услышал, сколько почувствовал. Аппетит у обоих теперь пропал начисто, и можно было не переживать из-за отсутствия еды.
Энгир сопровождал старика в пути, пока тот выхаживал его покалеченную руку, обмотанную грязной окровавленной тряпицей. Заживало хорошо, но пальцы, которых больше не было, болели.
– Ты их до конца своих дней будешь чувствовать, – говорил старик.
А еще, так и не спросив имени Энгира, он величал его любимцем духов. На вопрос «почему?», ответил, что Энгиру во всем везет. И что из неприятностей он выходит легко.
– Не во всем везет, дедушка, – печально возразил Энгир. – Той, которую люблю, я не мил. Пожелала она такой цветок, что даже зимой цветет, а я не знаю, как добыть его и где.
– Про девчонку ту ты бы лучше забыл. Дважды тебя на смерть отправила. В первый раз ты со смертью разминулся, в этот раз – малой кровью откупился.
– Не совсем разминулся, дедушка. – Энгир даже не удивился тому, что старик такое о нем знает. – Смерть меня уже в объятьях держала.
– Но выпустила, – продолжил старик. – Теперь вот чудом не замерз, двумя пальцами отделался. Только помни, что третьего раза может и не быть – даже для любимчика духов. А все-таки везет тебе. Я знаю про такой цветок.
– Как? – Энгир встрепенулся.
– Здесь недалеко живет один народец… совсем мало их, и стан невелик. У их зайсана растет этот цветок. Сам я не видел, потому как диво охраняют денно и нощно. Но, говорят, есть озеро, где
