тоже засмеялась.
– Поверь, Джейкоба очень мало волнуют подобные вещи. На самом деле ему эта идея пришлась бы, конечно, по вкусу.
Смешливое выражение лица Элис обрело более нежную улыбку.
– Он производит впечатление хорошего человека и, похоже, очень тебя любит.
– Он – самый лучший, – взволнованно ответила Эвелин. – Я с ним очень счастлива.
Сущая правда: она была счастлива с Джейкобом. В конце концов она полюбила его, хотя любовь эта оказалась совсем не похожа на ее любовь к Клоду. На то, что она по-прежнему к нему чувствовала. Новая ее любовь была более зрелой, более спокойной, с меньшим надрывом. Прошлой ночью они с Джейкобом вернулись из казино раньше, чем предполагалось. Эвелин просто не могла дольше выносить присутствия там Монтгомери Поула и предложила мужу вернуться в отель. Как ни странно, но вечер для них закончился просто великолепно!
В ту единственную ночь, которую они с Клодом провели вместе, оба были в таком отчаянии, чувствовали себя такими сломленными и такими влюбленными, что им едва ли удалось поговорить или посмеяться. Она и не помнила, смогла ли хоть раз улыбнуться с того мгновения, как Клод внезапно появился в дверях ее гостиничного номера в Карловых Варах и прошептал, целуя ее в губы: «Мне так жаль, что я опоздал, так жаль, что не сумел сделать этого до сих пор», и до той секунды, когда они со слезами на глазах распрощались. С Джейкобом все было иначе. Эвелин всегда считала вполне разумным обычай, в соответствии с которым знатные супружеские пары спят в отдельных комнатах, потому что не могла вообразить ни единой причины, по которой у кого бы то ни было могло возникнуть желание делить со своим супругом постель из ночи в ночь, если есть возможность позволить себе этого не делать. Тем не менее уже довольно продолжительное время Эвелин и Джейкоб почти каждую ночь спали вместе, зачастую болтая часами.
И хотя Эвелин знала, что скандал, выйди он на свет божий, разрушит и жизнь Клода, и ее собственную, она ничуть не раскаивалась в том, что провела ночь со своим лучшим другом во время медового месяца с другим мужчиной. Тогда она еще не испытывала к Джейкобу тех чувств, что сейчас, да и вообще брак этот устроили ее родители, не спрашивая ее согласия. И все же она терзалась от того, что правда может выйти на поверхность. Даже если Джейкоб и простит ее, он все равно сочтет необходимым разъехаться. Вопрос чести. И закончатся поцелуи вперемешку со смехом, будет положен конец ласковым взглядам и теплому чувству, которое растет и крепнет в ее груди день от дня. К тому же ей до конца жизни не будет позволено видеться с Клодом, несмотря на то что оба они сдержали обещание и случившееся в Карловых Варах более ни разу не повторилось. И Эвелин никогда уже не увидит лучшего друга, того, кто так хорошо ее понимает, родственную ей душу.
Нет.
Она ни за что не позволит Монтгомери Поулу отнять у нее ни одного из двоих.
XXXI
Элис отправилась за покупками, и не с кем-нибудь, а с Эвелин Спенсер, так что ее обычные трудовые обязанности легли на плечи Эммы. Та ничуть не огорчилась. Годилось что угодно, лишь бы это отвлекло ее от мыслей о том, что прошлой ночью было у них с Шаожанем. Ей было невероятно трудно не думать о поцелуе и о том, что, едва получив возможность ей ответить, Шаожань потянулся к ней и стал целовать ее сам, нежно обхватив ее лицо. Все напоминало о нем, даже то, каким смущенным взглядом Лили Ханифут, гостья отеля, окинула Джонатана, когда Эмма и Джонатан случайно встретились с ней в холле нижнего этажа.
Джонатан вызвался отправиться вместе с Эммой в шляпную мастерскую, которая располагалась на одной из перпендикулярных к Нанкин-роуд улочек, в дальнем ее конце. Там нужно было узнать, не возьмут ли они в починку фетровую шляпу Маргарет. Затем они зайдут к мяснику, сделают заказ, а потом, если останется время, то Эмма согласна сопроводить Джонатана до дома мастера Вэя. Соломку она себе загодя подстелила: сверилась с графиком работы персонала стойки регистрации и удостоверилась, что Шаожаня в это время дома быть не должно.
Но стоило им спуститься по ступеням парадной лестницы и встретиться с толпой людей на улице, как Джонатан судорожно схватил Эмму под руку. И она испугалась, что приятель ее сейчас передумает и сразу же вернется под защиту стен своей комнаты. Однако парень пару раз глубоко вздохнул и шагнул вперед.
– Кажется, ты ей нравишься, – сказала Эмма Джонатану, пытаясь отвлечь его от шума многолюдной улицы, пока они шли вниз по Нанкин-роуд. – Я имею в виду Лили Ханифут. Сам посуди: она смотрит на тебя такими глазами, что сразу понятно – ты ей нравишься.
– А, ну да, – промямлил Джонатан, практически не обращая внимания на ее слова и озираясь вокруг, подобно испуганному олененку. – Не знаю, может быть… Я не слишком много с ней разговаривал.
– Она очень красивая и кажется довольно милой, – продолжила Эмма. – Один поваренок мне говорил, что она гадала на картах всем служащим смены, которые работали в выходные. Не каждый день такое встретишь, чтобы девушка ее круга да так интересовалась эзотерикой… А знаешь, мать моего друга Фредди была просто фантастической предсказательницей. Как-то раз она и мне погадала. Я тогда вытащила «Императрицу», но карта лежала вверх ногами, так что она посоветовала мне тщательно продумывать все свои шаги и соблюдать осторожность. Так вот, ровно через три дня я сломала мизинец на правой руке, пытаясь взнуздать жеребца.
Джонатан с любопытством взглянул на нее. Наконец-то Эмме удалось отвлечь его от суеты улицы. Она не знала почему, но этим утром Джонатан выглядел еще более уязвимым, чем обычно.
– А зачем тебе понадобилось взнуздывать жеребца?
Эмма закатила глаза – несколько театрально, чтобы его рассмешить.
– Видишь ли, получилось так, что один агент из Скотланд-Ярда, по имени Габриэль Лестрейд, пристально наблюдал за мной и моими друзьями, вернее сказать, просто преследовал нас, причем совершенно беспочвенно – чем это было вызвано, к делу не относится, – и застукал нас с Виггинсом, когда мы пытались залезть в особняк в Южном Кенсингтоне. Мажордомом там служил человек, сведения о котором были нужны Шерлоку Холмсу. И нам пришлось сделать вид, что мы устроились на работу в их конюшню. – При этом воспоминании она не смогла удержаться от улыбки. – Я-то думала, что теперь он от нас отвяжется, но Лестрейд тащился за нами до самого стойла в конюшнях при особняке, да там и встал столбом: сложил вот так ручки и принялся наблюдать, как мы справляемся с новой работой. А я ведь знать не знала, как себя вести с этим жеребцом, клянусь тебе, а он прыгает, будто с ума сошел. Ну, мне-то все равно тогда досталось куда меньше, чем Виггинсу.
Джонатан засмеялся.
– Ну, теперь меня не удивляет, что ты скучаешь по своей прежней жизни. Судя по твоим рассказам, там у вас было весело.
– Я только иногда по ней скучаю, – сказала она. – Когда думаю о своих друзьях. Вообще-то жизнь по большей части была там далеко не такая приятная, как здесь.
В той жизни Элис вынуждена была отказывать себе во всем, чтобы заботиться об Эмме. А здесь, в Шанхае, прямо сейчас Элис отлично проводит время в компании женщины, с которой при любых других обстоятельствах у нее не было бы ни единого шанса познакомиться. Даже если подумать только об одной-единственной этой перемене, то их переезд того стоил.
Наконец они дошли до шляпной мастерской, где Эмма отдала в ремонт шляпу Маргарет, записав на бумажке стоимость починки. Потом они направились обратно, вверх по улице, к рынку, где Эмма остановилась у прилавка мясника и сделала заказ, собираясь забрать его позже.
– Ну, вот и все! – объявила она Джонатану. – Теперь можно пойти проведать мастера Вэя.
Джонатан улыбнулся, значительно оживившись, – таким его Эмма в это утро еще не видела, – и, довольный, кивнул. К несчастью, длилось его хорошее настроение недолго. Как раз перед границей Поселения, минуя двери Большого казино, они столкнулись с отцом мальчика. Мистер Поул покидал казино, и взгляд его слегка косил, как у человека, уже успевшего опрокинуть пару лишних рюмочек, хотя на дворе стояло еще позднее утро. Несмотря на это или благодаря этому он, казалось, пребывал в отличном расположении духа. Негромко напевая, с весьма довольным видом, мистер Поул спускался по ступеням парадной лестницы. Но увидев Джонатана, сразу же остановился. Эмма насторожилась. Это была первая ее встреча
