протяжении тысячелетий, они стали навязывать народам новые ценности. И топили в крови тех, кто эти их «ценности» не принимал и принять не мог. Словно мор прошлась эта власть и по чеченской земле. Некогда цветущий край представлял жалкое зрелище. Сбылись пророческие слова Ташты, сказанные им Муоце на Священной горе: «…Когда наступят времена великих потрясений и огромные волны ужасных бедствий станут одна за другой накатывать на землю нахов; когда враг, не сумевший огнем и мечом уничтожить наше племя, станет разрушать его духовные крепости, наполняя души и сознание потомков наших ложью и скверной, растеряются к,онахи. Война, которая будет длиться долгие века, лишит их возможности хоть на короткое время отложить оружие и заняться созидательным трудом. Племя нахов будет уменьшаться вместо того, чтобы расти и процветать; города, крепости и селения превратятся в руины… Великое зло… Страшным мором пронесется оно по этой земле. Города уменьшатся до башен, селения превратятся в хутора; погаснут тысячи очагов, и сотня сожмется до десяти; цветущие сады превратятся в выжженную пустыню, в пустых хлевах поселятся дикие звери… и племя нахов дойдет до крайней черты, за которой только пустота и тлен…» Не успокоившись на этом, советская власть нанесла свой последний и самый подлый удар по нахам – 23 февраля 1944 года всех нахов, от мала до велика, загнали в вагоны для перевозки скота и выкинули в морозные степи Казахстана и голодную Среднюю Азию…
Туш-Лам осиротел…
Но посвященные в тайну к,онахи оставались верными своему долгу. Они, девять великих к,онахов, остались стеречь гору, с разрывающимися от боли сердцами смотря вслед своим семьям, которых солдаты с сатанинскими звездами на лбу штыками заталкивали в холодные вагоны для перевозки скота. Обмотав тела свои ремнями из кожи буйвола, чтобы ярость, бурлящая в груди, не разорвала их на части…
«Ведь на их плечах был груз ответственности не только за свой народ и за свою Отчизну, но и за всех тех, кто хочет жить свободным на свободной земле, в каком бы уголке мира они не находились…»
Это же были к,онахи! Они не могли предаться чувствам и забыть о долге… и к,онахи выдержали…
Только один к,онах из этих девяти увидел свою семью.
Ровно через три года после выселения чеченцев, день в день, произошел жестокий бой на Поляне Тептара между тремя к,онахами и тридцатью тремя милиционерами. Когда кончились патроны, эти доблестные воины обнажили кинжалы и устремились на врага, изрыгающего свинцовый шквал… Это был последний подвиг героев, сложивших свои головы в священной борьбе…
На следующий день на арбах, запряженных волами, в Ведено17 доставили двадцать семь трупов милиционеров и три трупа к,онахов…
Через пять лет после выселения народа в неравном бою пали еще пятеро к,онахов… взяв с врага дорогую цену за свои жизни…
Гани остался один…
Держа на своих слабых уже плечах всю тяжесть ответственности за весь этот огромный мир, отвергая малейшие прихоти тела и сердца своего… не расслабляясь, даже когда его поражал тяжелый недуг… Не поддаваясь смерти, которая по десять раз на дню появлялась у его изголовья, потому что даже на смерть он не имел права!..
Не было на этом свете никого, кроме одного лишь Гани, кто мог бы передать тайну Туш-Лама чеченцам, которые должны, обязаны были вернуться домой! И стоит ли, друзья, пытаться рассказывать, что перенес этот несчастный? Кто сумел, кому удавалось только лишь словами заставить слушателя пережить ту боль, те лишения, которые другой испытал своим израненным и истощенным телом?! Разве был на земле когда-либо такой рассказчик и разве знает язык человеческий такие слова?! Ведь голод и жажду испытывает тело, а не слух. И утоляют их тоже не слухом… Сумел Гани выдержать невообразимую тяжесть телесного и душевного одиночества, вдобавок еще и терзаемый болью за народ, испытывающий не меньшие лишения на чужбине. В долгих своих молитвах прося у Всесильного и Милосердного Бога за братьев своих и сестер… Вознося ежечасно хвалу Всевышнему за те испытания, которым Он его подвергает… Сохраняя в себе мужество, стойкость и веру в Святое Дело… Каждое мгновение оставаясь верным своему долгу и бдительным стражем Тайны Тептара!
…Через тринадцать лет чеченцы вернулись на Родину.
Гани пришел в аул, призвал к себе Абу и, не откладывая, направился вместе с ним к Туш-Ламу. Это была трудная, изнуряющая дорога для слабого, измученного болезнями и лишениями старца. Но он шел вперед, все ускоряя и ускоряя шаг, поторапливая молодого и здорового Абу, еле поспевавшего за ним. Гани боялся, что не успеет до конца выполнить свой долг перед народом, Отчизной, перед ушедшими до него к,онахами, перед всем этим бездушным миром. Гани боялся, что не успеет переложить на плечи Абу то, что он с таким трудом донес до сегодняшнего дня. И шел вперед, согнув свою старую спину, то и дело хватаясь за иссохшее горло, будто пытаясь протолкнуть внутрь воздух, с каждым вдохом застревавший у кадыка…
Успел… Да, успел Гани посвятить в тайну Туш-Лама двадцатисемилетнего Абу. Успел оставить жить на земле то, что не имел права забрать с собой в могилу.
– Абу, ты повидал этот мир, – сказал он прерывающимся от удушья голосом. – У тебя достаточно знаний, ты ведешь праведный образ жизни. Ты от чистого и благородного семени. Я никогда не потребовал бы от тебя того, что сделать ты не в силах, не подводил бы к глубинам, которых не смог бы обозреть твой ум. Юсупан Абу, взвали на свои плечи груз, предназначенный тебе судьбой. Неси его дальше! Я знаю, у тебя хватит и сил, и мудрости… Но помни всегда – нет человека, достигшего границ знаний, дошедшего до последних пределов добра и сумевшего обозреть конечную точку праведности. Знания, добро и праведность бесконечны! Пусть твой путь к трем этим столпам человечности не прерывается никогда!..
…Гани вышел из пещеры и присел на мягкую траву в тени дуба. Оглядевшись по сторонам и улыбнувшись каким-то своим мыслям, он сделал глубокий вдох и спокойно прилег на спину головой на север.
Старец еще какое-то время шепотом читал молитвы.
Абу все понимал и потому просто молчал, чтобы не нарушить величественность момента.
Мягко и спокойно, без малейшего напряжения покинула вечная душа Гани его тленное тело. Абу, проводивший своего наставника заупокойной молитвой, не заметил на его светлом лице признаков ни тяжелых страданий, ни даже незначительной боли. Ни один мускул его не дрогнул… за исключением губ, застывших в умиротворенной улыбке…
Долгие годы Абу оставался единственным хранителем тайны Туш-Лама. Он присматривался
