class="p1">«И когда успел?» – удивился про себя Зотов. Вот исключительной полезности человек. Мы совещаемся, головы ломаем, как школу приступом брать, а Шестаков действует, варианты прикидывает.
Степан глухо ворчал, оттирая с колена ему одному видимое пятно. Была у него удивительная способность: оставаться чистым и опрятным чем бы не занимался. Пример мужицкой рачительности и бережливости, в этом они с Егорычем неуловимо похожи.
Пулеметная истерика со стороны школы утихла. Первый испуг миновал, теперь будут экономить патроны.
Со спины подскочил бурно дышащий партизан и доложил Решетову:
– Товарищ капитан, товарищ капитан! Там такое! Народ озверел, полицаев режут!
– Кто?
– Шемякинские, у них одного хлопнули, они и лютуют!
– Мне проблем мало? – вскипел Решетов.
– Я разберусь, – предложил Зотов.
– Золотой ты человек, Виктор Палыч! Ступай, а я буду школу эту драную, приступом брать.
– Не переусердствуй, капитан, – Зотов кивнул партизану. – Веди.
– Я останусь, Виктор Палыч, – взмолился Колька. Ясно, подвигов ищет.
– Оставайся, остальные за мной.
Партизан побежал задами, петляя и стараясь не выходить на открытую местность. Школьные пулеметы ожили, заливая свинцом улицу и дома.
– Тиу, тиу, – визгливо запело над головой. Пули с сырым чавканьем заколотили по крышам.
– Сюда! – проводник нырнул в переулок, заросший сухой, ломкой крапивой и яблонями. За забором бреханула собака. Со стороны школы щелкали редкие выстрелы, скупо огрызался пулемет. Труп Зотов увидел прямо на улице. Партизан в телогрейке, с отличительной повязкой на шее лежал на обочине, неестественно подогнув ноги. Со двора ближайшего дома неслись матерные вопли и шум, истошно, навзрыд плакали дети. В воротах сидел мертвец в белых кальсонах, из дырки во лбу текла сукровица, заливая лицо. Сразу за воротами Зотов наткнулся на плавающее в крови тело старика в нижнем белье. Седая борода слиплась неряшливым колтуном, тщедушное тело искромсано десятком колотых ран. Дед был еще жив, бесцельно роя тонкими, кривыми ногами землю, дико закатывая ничего не видящие глаза и пытаясь удержать пузырящиеся из распоротого брюха кишки. Возле крыльца двое партизан ногами и прикладами жутко, в месиво били человека. Тот дергался и хрипел, выплевывая черные сгустки. Левее, рядом с сараем, трое завалили на солому женщину с разбитым лицом, трещала ночная рубашка.
– Держи ее, Василь!
– Ух, паскуда!
Женщина не сопротивлялась, упрямо сжав тонкие губы, глубоко запавшие глаза безучастно смотрели на Зотова.
Молодой партизан, совсем мальчишка, пятился задом, хохотал во все горло и плескал на стену избы из жестяного бидона, за версту разя керосином.
– Прекратить! – рявкнул Зотов, его стремительно захлестывало холодное, мутное бешенство.
– Пошел на хер! – отозвался один из насильников, не повернув головы. Двое перестали пинать человека, превращенного в кусок дрожащего мяса. Их глаза были черны и безумны.
Зотовотточенным движением выхватил ТТэшник из кобуры и выстрелил навскидку, не целясь, как стрелял тысячи раз в мишени и в людей, встававших у него на пути. Тощий мужичонка, раздвигающий женщине ноги и пускающий похотливые слюни опрокинулся, плеснув мозгами на подельников и безвольную жертву. На войне люди пьянеют от крови и безнаказанности, с легкостью подхватывая страшный синдром всесильного господа бога. Зотов видел такоеи творил подобное сам. Орать и приказывать бесполезно: стопчут и разорвут. Он направил пистолет на поджигателя и вкрадчиво, ласково произнес:
– Бидон поставь, мразь, – и было в его голосе что-то, заставившее паренька брякнуть жестянку на землю и пустить теплую струйку в штаны. Двое отступили к стене, дикое пламя в глазах сменилось отрезвляющим ужасом.
– Зря ты, – угрожающе просипел один из насильников, здоровенный, небритый детина, косясь на приставленную к хлеву винтовку.
– Закройся, – Карпин сбил его резким ударом приклада и заорал остальным. – На землю сучары! Лежать!
Участники веселья послушно хлопнулись в грязь.
– Вы в порядке? – Зотов наклонился к женщине.
Она шарахнулась, словно от прокаженного, ожгла ненавидящим взглядом, сжалась тугим, нервным комком, неловко отползла на четвереньках, встала, шатаясь, подошла к избитому и рухнула на колени. Приподняла голову с распухшим, сине-бардовым лицом и принялась качаться, как маятник, глухо шепча:
– Сыночек. Кровинушка. Никиточка мой.
Неудачливый насильник, сбитый Карпиным, сидел, утробно мыча и придерживая руками свезенную челюсть. Кровь и зубное крошево сочились на грудь, порванная щека хлюпала лоскутьями кожа. Правильно, таким скотам надо яйца рвать.
– С бабами воюете? – спросил Зотов.
– Федора завалил, падла, – один из лежащих указал на мертвеца в воротах. – Мы по улице шли, а он из калитки выскочил и как жахнет. Федьку убил сразу до смерти, ну а мы его!
– А старика?
– Под руку сунулся. – боец пугливо сьежился и кивнул на женщину, баюкающую на руках сына. – Выблядок полицейский, и жена егокурва. Наказать их хотели-и.
Зотов ударил рукоятью пистолета, ломая нос, и повернулся на звук шагов. В воротах появились несколько партизан, во главе с круглолицым, веснушчатым крепышом, в немецкой форме, без знаков различий, который мельком огляделся и заорал:
– Мать вашу! Вы чего тут творите? – и дальше отборным матом, перемежаемым союзами и местоимениями.
– Не ори, – Зотов по голосу узнал командира шемякинской самообороны Попова и указал стволом на валяющихся в грязи. – Твои?
– Мои, – Попов чуть поутих, узнав представителя Центра.
– Кто велел население резать? Под трибунал захотел? Я буду расстреливать каждую сволочь, замеченную в мародерстве и измывательстве над людьми. Понял?
Наступил переломный момент. Карпин неуловимо отступил к сараю, вскидывая автомат. На короткой дистанции, если завяжется перестрелка, все решат мгновения, выживут те, кто быстрей.
– Понял, – буркнул Попов, напряжение спало. Он пнул лежавшего и сказал:
– За всеми не уследишь.
– Ты командир, и спрашивать я буду с тебя. Строго, без розовых сопелек. Мы не махновская банда, мы армия. Этих обезоружить и под замок.
– Есть, – Попов вытянулся, как старлей перед маршалом, и приказал своим, – Увести.
– Доложите обстановку, – велел Зотов.
– Полицаев похватали, пятьдесят четыре рыла, охраняем. У нас один убитый, двое раненых, захвачены четыре миномета, три орудия, два броневика.
– Ух ты! – обрадовался Зотов. – Что за машины?
– Одна БА–10, одна Ба–20, – отчитался Попов.
«Неплохо полицаи живут», – подумал Зотов. БА-20 - легкий, скоростной бронеавтомобиль с пулеметом, незаменимый в разведке, а
