здоровье, пани?
— Благодарю. А как погода? — в свою очередь спросила Мариана.
— Погода хорошая. Уже сюда доносится канонада. Видимо, близок конец. До-свиданья, панове, дай вам бог дожить до светлого дня.
Он тихонько закрыл дверь и стал ходить взад-вперед.
— Возможно, это наше спасение, — шепнул Анатолий Мариане. — А может, ловушка?
— Нет, парень, видно, честный, хоть и немец. Но боюсь, что он не решится помочь нам.
Речь шла о побеге. Молодой немец, часовой, был здесь единственным, кто обращался с заключенными, как с людьми, и они решили просить его о помощи. Анатолий подошел к дверям, тихо постучался. Дверь открылась. Часовой стоял спиной к дверям, заслоняя ее собой, и сказал тихо:
— Говорите.
— Вы друг? — шепнул Анатолий по-немецки. — Как нам быть? Могут ведь убить, прежде, чем дождемся избавления…
— Ждать. Уже недолго. Кушайте, — отрывисто проговорил часовой.
— Понял, — ответил Анатолий и закрыл дверь.
В следующую ночь заключенные и не думали о сне. Слова часового «ждать», «уже недолго» звучали надеждой и гнали сон.
Время тянется очень медленно. В камере темно и сыро. По стенам и полу ползают мокрицы, с шумом пробегают крысы. Мариане становится жутко.
— Словно в гробу, — с тоской шепчет она, поджав под себя ноги. Казалось, ночи не будет конца. Мариана так сидя и уснула. Проснувшись, она увидела Анатолия по-прежнему у глазка. Он так и не прилег ни на минуту.
— Я долго спала? — спросила Мариана, желая нарушить мертвую тишину.
— Часа три, — ответил Анатолий, подошел и погладил ее по голове.
— Ты поспи немного, — сказала Мариана, подкладывая ему под голову единственный свой жакетик. Через мгновенье он уже спал. Дверь приоткрылась, часовой протянул мисочки.
— Ешьте, пожалуйста, обязательно ешьте. Потерпите, — говорит он и исчезает.
Мариана берет мисочки, вылавливает ложкой крупу и перекладывает в миску Анатолия.
«Мужской организм быстрее слабеет», — думает она и ставит миски на топчан. Ей жалко будить Анатолия. Кто знает, может, это последний спокойный день.
Но Анатолий неожиданно открывает глаза:
— Вот так. Кушай, — он берет миску с супом погуще и протягивает Мариане.
— Нет, это для тебя.
— Я все видел, — смеется Анатолий.
После обеда их выводят.
— К начальнику, — говорит часовой.
Они переступают порог кабинета и останавливаются у дверей.
— Ну, что, подумали? — спрашивает гестаповец. Его губы кривятся в улыбке, отчего все лицо становится еще более противным.
Мариана смотрит на него и думает: «Такой не пожалеет». Заключенные молчат. Жандарм понимает это молчание по-своему и дает команду стоящему у дверей часовому:
— Уведите. Пусть думают. Предупреждаю, — обращается он к заключенным, — это последние сутки.
Снова та же камера. Последние сутки… А что дальше? Опять ночь. Днем они оба поспали немного, и теперь легче коротать время, ибо спать ночью невозможно.
Но вот после полуночи разведчики услышали за окном крики, выстрелы:
— Партизаны!
Они бросились к окну. Стрельба усилилась, потом вдруг стало светло, как днем.
— Пожар!
Через несколько минут распахнулась дверь.
— Пани! Пани! — закричал их приятель-часовой. — Пришли партизаны, убегайте быстрее и больше не попадайтесь. — Он сам стал пробираться по темному коридору. Но в это время на лестнице появились трое с автоматами. Они быстро обезоружили дежурного.
— Арестованные есть? — спросил басом кто-то, и Мариана поняла: партизан.
— Есть, есть, — ответил немец. — Пан и паненка.
— А ты, проклятый, что здесь делаешь? — закричал кто-то на немца, прижимая его автоматом к стене.
— Пани, возьмите меня с собой, — взмолился немец, — я не фашист.
— Если можно, возьмите его, — попросила девушка. — Он, кажется, хороший человек.
— Давай, сгодится, — сказал другой на украинском языке. — Бывает и меж сволочей порядна людына.
Грузовая немецкая машина, крытая зеленым брезентом, мчалась на последней скорости. К утру Мариана и Анатолий уже находились в партизанском лагере.
— Ну як, пани, дела? — спросил усатый пожилой украинец, улыбаясь. — Испробовали немецких щей? — А затем уже серьезно спросил:
— Били сильно?
— Порядком, — ответил Анатолий.
— Гады. Бесятся от злости, — сказал усатый партизан. — А ну-ка, хлопцы, покормите гостей, да дайте по стопочке для дезинфекции.
В тот же миг подбежал молодой парень и скороговоркой пригласил:
— Просим на кухню.
— Да сюда принеси, — скомандовал усатый. — Ишь ты, до кухни. Это гости, да еще яки дороги гости, а вин до кухни.
Мариана улыбнулась шутке гостеприимного усача, а он, заметив это, обрадовался:
— Ось так краще, а то и смиятысь разучились, — сказал он.
Мариана поняла, что это был один из партизанских командиров. Он хотел вывести ее из оцепенения и добился своего.
— Раз улыбнулась, значит все в порядке, — сказал он уже серьезно и пригласил: — Сидайте, друзи. За вашу счастливу звезду!..
Он опрокинул стакан и посмотрел на Анатолия.
— А вы?
— Нам нельзя. Мы изголодались, и это может плохо кончиться.
— О-о, рассуждав як ликарь, — засмеялся кто-то.
— А я и есть врач, — ответил Анатолий.
Мариана не участвовала в разговоре. Она оглядывалась по сторонам. Это не ускользнуло от усача.
— Что вы так озираетесь? Не доверяете, может?
— Да нет, — ответила Мариана. — А где немец, который ехал с нами? Не пустили ли его случайно «в расход»? Он кажется честный человек. Антифашист. Сохраните, пожалуйста, ему жизнь.
— Жив он, жив, — ответил усач.
— А можно его покормить?
— Ладно. — Командир тут же обратился к стоящему рядом партизану:
— Гаврило, ну-ка, покличь сюда нимця.
— Посадить за стол? — удивленно спросил партизан.
— Ни, за стол с нами — много чести для него, а исты дай.
— Спасибо, — сказала Мариана и тоже принялась за еду.
— Ну, а теперь як и кому о вас доложить? — спросил командир после завтрака.
— У вас есть рация? — спросила Мариана и, недолго думая, попросила: — Разрешите мне связаться с «Большой землей».
Командир внимательно посмотрел на нее и, поглаживая ус, сказал не то в шутку, не то всерьез:
— О ни, голубко. Це заборонено. А вы радистка?
— Я радистка. Но вы правы. Никого допускать к рации нельзя, — ответила Мариана, поняв нелепость своей просьбы.
Она сказала, как сообщить о них и попросить указания «Большой земли».
К обеду была получена радиограмма: «Готовьте площадку. Примите самолет».
* * *
Слабые, измученные, сидели Мариана и Анатолий в самолете. Когда они шли на задание, время летело быстро. А теперь каждая минута казалась часом. Ведь они летели в родную Москву.
…Над Тушинским аэродромом самолет сделал круг и пошел на посадку. Мариане показалось странным, что никто не подает команды «приготовиться», «прыгайте». Самолет мягко коснулся земли, пробежал немного и остановился. Кто-то подбежал, приставил к самолету лесенку.
— Неужели мы дома? Даже как-то не верится, — сказал Анатолий, оглядываясь вокруг и снимая мешок с неиспользованным парашютом.
— Как во сне, — ответила Мариана, также оглядываясь.
Но
