приходилось с ним останавливаться, чтобы он отдохнул и пощипал травы. Ну и, конечно, у меня уже не было денег, и еду мне приходилось добывать по ходу.
И он решил, что если им с яком суждено добраться до дома, не умерев с голоду, то нужно пойти напрямик через горы. Он знал, что где-то есть короткая дорога, но сам по ней ни разу до тех пор не ходил.
— Сначала все шло как по маслу. Тропа была вдали от основной дороги, так что можно было передвигаться днем, не опасаясь солдат. Но потом тропа пошла вверх. И чем выше мы забирались, тем хуже делалась погода.
И еще глубокий снег. Надо было, конечно, поворачивать назад... — Гулу улыбнулся и пожал плечами. — Но я был молод и глуп, и поэтому продолжил лезть и гнал яка перед собой.
Они вышли на перевал и пошли вниз. Теперь Гулу был уверен, что они с яком доберутся до дома в целости. Но только он начал искать место для ночлега, как с горы сошла лавина и похоронила его заживо.
— Как же мне было холодно, — сказал Гулу, поеживаясь. — Так холодно мне не было никогда в жизни, ни до, ни после. Я, помню, сокрушался, что лавина не убила меня сразу. Я ждал, когда умру от холода, думал, сколько же времени это займет. Спустя некоторое время я почувствовал, что кто-то дергает меня за правую руку. Я не сразу понял, что это, потом вспомнил: ах да, со мной же як! Взойдя на перевал, я накинул яку на шею веревку, чтобы не убежал. Не очень длинную, метра два. Значит, як рядом и жив. Вопрос: он подо мной или надо мной? Я был зажат снегом со всех сторон так плотно, что даже понять не мог, ничком я лежу или навзничь. Вообще понять ничего нельзя было — может, я стоял на ногах, засыпанный снегом, а может, на голове.
Мы все расхохотались. Только, конечно, ничего смешного, когда тебя заживо погребло под лавиной.
— Понятия не имею, почему я так решил, — продолжил Гулу, — но вдруг мне показалось, что мне во что бы то ни стало надо добраться до яка. Ну, чтобы прикоснуться к нему в последний раз. Попросить прощения, что увел его с пастбища, где ему было тепло и безопасно. Я стал лезть по веревке. Это было тяжело. Я лез медленно и долго. Чем дальше удавалось мне пролезть, тем сильнее як тянул веревку — несколько раз я со всего размаху шмякался лицом в лед. Ого, подумал я, может, як-то на свободе, наверху снежника, а я — словно якорь. В общем, в конце концов я прорылся на поверхность, вылез, отдышался, огляделся. Як в самом деле был на свободе, только он лежал, а не стоял.
Я осмотрел его, он пару раз меня лягнул, но я так промерз, что даже ничего не почувствовал. А мой красавец як, оказалось, сломал две ноги, я нащупал обломки костей под кожей. Делать было нечего. Я вынул кинжал и перерезал ему горло.
Як долго истекал кровью. Гулу не отводил от него глаз, рыдая. Три года тяжкого труда лежали у его ног, умирая.
— Но времени скорбеть не было, — продолжал Гулу. — Мне нужно было домой в деревню. Иначе моей семье одной придется выплачивать долг, отдавать двух телят. Но первым делом нужно было пережить ночь.
Гулу вспорол яку брюхо, освежевал, сбросил внутренности с обрыва, а затем залез внутрь, чтобы согреться.
— Наутро я проснулся от того, что кто-то меня тряс. Я сначала подумал: як съезжает в пропасть, — высунул голову наружу. Не знаю, кто больше испугался — я или медведь, который пытался утащить моего бесценного яка к себе в берлогу.
Медведь встал на дыбы и испустил ужасный рык. У меня кровь застыла в жилах. Я думал, сейчас он меня сожрет. Но тут мне повезло.
Оказалось, за медведем давно охотились четверо китайских солдат, и они настигли его в тот самый миг, когда он встал на дыбы, чтобы мной позавтракать. Они стали стрелять, промахнулись, но медведь в страхе бежал. Я видел, как он скрылся в лесу.
— Ну вот и все, теперь у меня оставалась только одна проблема — мои спасители-солдаты, — сказал Гулу. — Впрочем, я подумал, тут не будет больших сложностей: денег у меня нет, а если они хотят забрать яка на мясо, то ради бога, пожалуйста.
— Они как раз направились к туше. Ну я и вылез оттуда им навстречу, весь в крови. Едва они меня увидели, как побросали винтовки и бросились врассыпную, вереща, что твои дети. Я и слова не успел сказать, как их и след простыл.
Вернувшись домой, Гулу услышал новость: оказывается, четверо солдат недавно встретили йети, который сидел и ел живого яка. А несколько недель спустя пришла новость о том, что в горах видели корову, которая родила человека, да не ребенка, а сразу взрослого.
— А как ты расплатился за обещанных телят? — спросил Джей-Эр.
Гулу улыбнулся:
— А так. Продал брошенные моими спасителями винтовки. Стоили они кучу денег! Хватило и долг вместо телят вернуть, и купить нового яка. Он, конечно, близко не был так красив и великолепен, как тот, что родил меня, но производителем оказался отличным! Мое стадо увеличилось в десять раз.
Четвертый лагерь
ЗАПА РАЗБУДИЛ МЕНЯ С ХОЛЛИ на рассвете. День обещал быть великолепным: ясно, свежо, минус шесть градусов, а еще и теплеет — и это значило, в частности, что холодные вещи придется положить в рюкзак, а не надевать. Мало этого, Запа выдал каждому из нас часть снаряжения Сунджо — именно нам предстояло занести его в первый лагерь.
Холли Запа выдал много меньше, чем мне. Она очень быстро перепаковалась и ушла в столовую. Я затратил на перепаковку добрых сорок пять минут: пришлось перетряхнуть весь рюкзак, плюс я не очень торопился, так как все еще был зол на Сунджо и Запу. Нет, вы подумайте только! Мало того, что Запа взял мою снарягу и отдал ее Сунджо, так теперь я же еще и должен переть ее вверх для него! Похоже, он правда старается сделать так, чтобы я просто насмерть устал по дороге и не смог зайти наверх.
Закончив паковаться, я примерил рюкзак: тяжелее килограмм на семь, чем тот,
